Генерал Ходжес, командующий 1-й армией, посетил командный пункт 30-й дивизии, чтобы встретиться с командиром дивизии Хоббсом, который «был, естественно, потрясен воздушным налетом»…«Мы неплохие солдаты, Кертни, я знаю, но этому нет абсолютно никакого оправдания, оправдания вообще. Я бы хотел показать кое-кому из этих летчиков, награжденных всем, чем только можно награждать, некоторые наши пункты обработки потерь».[216]
В обстановке тяжелых потерь от бомбардировки районов расположения своих передовых частей 7-й корпус 25 июля несколько неуверенно перешел в наступление; солдаты, медленно продвигаясь, с тревогой обнаружили, что противостоявшая им учебная танковая дивизия хотя и потрепана, но все еще не разбита. Некоторые немецкие части быстро выдвинулись вперед и успели занять территорию, накануне оставленную американцами, чтобы создать зону безопасности на время авиационных налетов (прием, которым они воспользовались и 24 июля). В еще большей степени войска Коллинса были обескуражены ожесточенным артиллерийским огнем противника, которого они не ожидали, так как считали, что немецкая артиллерия будет выведена из строя бомбардировками. «Было трудно поверить, что какое-либо живое существо могло выжить на позициях, которые находились перед нами, — говорил полковник Таттл. — Однако в ходе наступления наши солдаты нередко встречали упорное сопротивление».[217] Подразделения оказывались вовлеченными в длительные бои; им противостояли сильно укрепленные огневые точки противника с хорошо развитой системой окопов и траншей, небольшие группы танков, пехоты и обязательно 88-мм орудия.
Байерлейн на мотоцикле лично выехал на передовую в 901-й полк, командир которого, полковник фон Гауссер, обосновался в подвале под старинной каменной башней. Фон Гауссер мрачно сообщил ему, что весь его фронт опустошен. Однако оставшиеся в живых сопротивляются со всем присущим им упорством. Полковник Гаммондс Бирке, командир 120-го пехотного полка, радировал в штаб 30-й дивизии: «Продвижение очень медленное… фрицы закопали танки в землю и ведут из них такой артиллерийский огонь, какой они, пожалуй, никогда не вели ранее на любом из американских секторов фронта». В журнале боевых действий 1-й армии мрачно отмечалось: «Этот день, который следует запомнить по нескольким причинам, не принес прорыва, которого мы все ожидали… Нет сомнений в том, что отсрочка наступления с понедельника на вторник плюс два последовательных дня бомбардировок своих собственных войск в известной мере подорвали наступательный дух в некоторых частях первого эшелона».
И тем не менее даже в этих первых столкновениях с противником генерал Коллинс нашел повод воодушевить подчиненных. Хотя немцы оказывали ожесточенное сопротивление, у них, видимо, не было сплошной линии обороны. Их можно было обходить с фланга. В отличие от тщательно подготовленных рубежей обороны, с которой союзники встретились в операции «Гудвуд» на Бургибю, здесь, ниже дороги Сен-Ло-Перье, 25 июля рубеж обороны был у них лишь слабо обозначен. За это следовало благодарить англичан и канадцев, которые, как и опасался фон Клюге, связали и его основные силы на восточном фланге. В тот день, 25 июля, 2-й канадский корпус предпринял новое наступление в сторону Бургибю, которое быстро сорвалось и за которым последовал контрудар 9-й танковой дивизии СС. Оказавшись перед фактом двойного наступления, фон Клюге в тот день решил лично отправиться на восточный фланг, чтобы проверить на месте положение дел. Против 14 английских и канадских дивизий немцы все еще держали 14 своих дивизий, в том числе шесть танковых. Против американцев было только 11 сильно ослабленных дивизий противника, две из них танковые. Учебная танковая дивизия вступала в единоборство с «Коброй», имея 2200 человек личного состава и 45 исправных бронетанковых машин на передовой. Против этого усталого сборища немецких боевых групп и обескровленных пехотных формирований вскоре будет введено в действие 15 полнокровных американских дивизий. Байерлейн пришел в ярость, когда прибывший офицер из штаба фон Клюге доставил ему приказ фельдмаршала, предупреждавший, что рубеж Сен-Ло-Перье должен быть удержан. «Ни один человек не должен оставить позиций. На помощь идет танковый батальон СС с танками «Пантера», — сообщил прибывший офицер. Байерлейн прямо ответил: «Там, на фронте, каждый держится на своем рубеже. Каждый. Мои гренадеры, и мои саперы, и мои танковые экипажи — все они удерживают занимаемую ими территорию. Ни один человек не покидает свой пост. Они молча лежат в своих окопах, потому что они мертвые. Вы можете доложить фельдмаршалу, что учебная танковая дивизия уничтожена».[218] Очень кстати именно в этот момент поблизости взорвался огромный склад боеприпасов, подорванный истребителями-бомбардировщиками. Ответ Байерлейна был лишь немного преувеличен.
Днем 25 июля генерал Коллинс, достаточно хорошо разобравшись в уязвимости немецких флангов, рискнул отдать приказ своим мобильным колоннам начать обходное Движение. К вечеру головные части 1-й дивизии вышли к Мариньи. На следующее утро части 7-го корпуса, все реже встречаясь с остатками учебной танковой дивизии, начали быстро продвигаться вперед по всему фронту, докладывая наверх, что сопротивление противника сходит на нет. Танковые колонны несколько задержались из-за необходимости прокладки проходов через живые изгороди, хотя для этого требовалось всего две с половиной минуты работы танков с «клыками» на каждую изгородь. Но задержки такого порядка были мелочью по сравнению с крайне медленным продвижением под огнем противника, характерным для всех предыдущих сражений в изгородях, начиная с дня Д. Теперь наступление быстро набирало темпы. Сопротивление на перекрестках дорог задержало американские танки лишь на время, необходимое пехоте для того, чтобы накрыть окруженного противника сплошным огнем. Сержант Ганс Штобер и его рота из 17-й моторизованной дивизии СС получили приказ удержать занимаемые позиции в течение 24 часов. «Но мы обнаружили, — вспоминал он, — что американцы силами до роты обошли нас. Не оставалось никакого выбора, кроме приказа отступить». Так было для многих тысяч немецких солдат на переднем крае. В ночь на 23 июля волевой бригадный генерал Морис Роуз из боевого командования А 2-й бронетанковой дивизии (равноценно английской бригадной группе) продолжал наступление. Стремительное продвижение его войск явилось результатом упорных тренировок танковых рот совместно с солдатами 22-го пехотного полка. В 3.00 утра 27 июля они достигли первой цели операции «Кобра» — железнодорожного узла севернее Ле-Мениль-Эрман. В середине дня 27 июля 9-я дивизия тоже не встречала организованного сопротивления и быстро продвигалась вперед. Поскольку тыловые районы были полны немцев, отбившихся от своих частей, и отступавших подразделений противника, оказалось весьма важным обеспечить сопровождение танками американских колонн снабжения, следовавших за наступавшими войсками. Теперь они повсюду встречали хаос немецкого поражения — бегущих солдат и удирающих на машинах чиновников, вражеские колонны, отчаянно ищущие пути, чтобы избежать плена.
Лейтенант Филип Рейслер из 2-й бронетанковой дивизии сидя дремал в башне своего «Шермана» у поворота разбитой машинами дороги; его экипаж, до крайности уставший, спал внутри танка. Вдруг он услышал за собой незнакомый шум мотора, обернулся и увидел немецкую полугусеничную машину, которая быстро приближалась; солдаты в машине смеялись, очевидно над американцами. Машина на полном ходу врезалась в танк, остановилась, и из ее радиатора со свистом пошел пар. Водитель машины в ужасе рвал за ручки и рычаги управления, пытаясь дать задний ход, а Рейслер столь же растерянно и неуклюже возился с пулеметом, ногой разбудив наводчика орудия. Немецкий пулеметчик открыл из пулемета отчаянный огонь, а машине удалось свернуть в обход танка. Американцы 75-мм снарядом прямой наводкой вывели ее из строя; она развернулась поперек дороги и загорелась. А пулемет Рейслера, имевший общую ось с орудием, доконал членов экипажа, когда они выскакивали из горевшей машины. В это время из-за поворота появилась вторая полугусеничная машина, она объехала танк, остановилась у горевшей машины и тут же получила удар вторым 75-мм снарядом, который выбросил на дорогу почти всех оставшихся в живых. Один из них в шоке подошел к танку, прислонился к нему, тряся головой. Рейслер нажал на спусковой крючок своего пистолета. Выстрела не последовало, что немало испугало самого Рейслера. Тем временем немец быстро вскарабкался на насыпь у сада, ухмыльнулся взбешенному американцу, повернулся к нему спиной и не спеша скрылся за деревьями. Три других немца шли к танку с поднятыми вверх руками. Экипаж танка завел с ними разговор. Рейслер посоветовал одному из них спрятать свои наручные часы в носок, так как военные полицейские наверняка заберут их.