2-й американской пехотной дивизии описывает, как солдаты появлялись перед ним, утверждая, что заболели от «истощения в бою», и если он высказывал сомнения, то они открыто не повиновались, проявляя готовность идти под трибунал. «Что такое пять лет в тюрьме? Они знали, что правительство США их выпустит». К июлю тыловые районы союзнических армий кишели дезертирами, с которыми в американских частях обращались со значительно большей снисходительностью, чем в английских. Сержант военной полиции Джеймс Доуби из английского 5-го королевского полка был удивлен, когда, доставив двух самовольно разгуливавших американских солдат в их часть, увидел, что «там их приветствовали как давно потерявшихся братьев, а не как самовольно отсутствовавших». Дисциплина в немецкой армии основывалась не только на лояльности. Между январем и сентябрем 1944 года в вермахте предали смертной казни почти 4000 солдат, в том числе 1605 — за дезертирство.
Некоторые американские старшие офицеры высказывали сожаление, что в их армии не воспользовались опытом Монтгомери перед днем Д, который направлял в необученные дивизии на ключевые должности офицеров и сержантов, имевших боевой опыт на батальонном уровне и ниже. Не удалось также солдатам 1-й армии познакомиться со своими начальниками. Чрезвычайно большое число американских солдат, сражавшихся на северо-западе Европы, считали своих старших командиров непостижимо далекими лицами, а Эйзенхауэра и Брэдли — просто недоступными для рядовых солдат. Некоторые командиры дивизий — Хубнер, Кота, Бартон, Роуз, Эдди — стали широко известными и уважаемыми командирами среди солдат. Однако перечень старших американских офицеров, не оправдавших своих должностей в Нормандии, был поразительно длинным: два последовательно снятых командира 90-й дивизии; Браун из 28-й дивизии; МакМагон из 82-й дивизии (который откровенно сказал генералу Брэдли: «Брэд, я думаю, вы намерены освободить меня»); Уотсон из 3-й бронетанковой дивизии- это только наиболее известные имена. Брэдли считал командование 83-й дивизии «неуверенным», а в начальствующем составе 79-й и 80-й дивизий «сомневался». Из командиров корпусов отличился только Коллинс. Назначенного командующим 1-й армией, но еще не вступившего в должность генерала Кертни Ходжеса многие из его коллег считали офицером ограниченного творческого воображения и неустойчивой личностью. Брэдли характеризовал его как «одного из наиболее искусных мастеров во всей моей команде», но добавил, что он был также «в основном военно-техническим специалистом… скромным, с мягким голосом уроженцем штата Джорджия, без темперамента, спокойным, без видимых эмоций».[211]
Если личная скромность Брэдли являлась одной из наиболее привлекательных черт его характера, то это вместе с тем содействовало обезличенности его армии. Что бы солдаты ни думали о Паттоне — а многие презирали его, — все знали, кто это такой. Многие гордились тем, тогда и позднее, что служили в армии Паттона. Как хорошо понимал Монтгомери, культ личности может быть исключительно ценным фактором на войне. Отсутствие такой личности в американской армии в Нормандии в определенной мере было связано с системой комплектования и пополнения пехотных частей без их отождествления с именами, с частями, с местами формирования. Назначения и исполнения как бы неслись вместе с огромной неумолимой силой танков и орудий, что существенно осложняло проблемы морального состояния американской армии. Там, где немцы делали максимально возможное, чтобы сохранить при формировании и пополнении региональный характер частей и соединений, американцы преднамеренно осуществляли политику разъединения солдат из одного и того же города или штата — наследие первой мировой войны, когда болезненные последствия уничтожения сформированного в определенном месте подразделения, как считалось, слишком тяжело сказывались на родине. Однако даже крупномасштабная война моторов нуждается в личностях, обаятельных лидерах. Это были инстинктивно человеческие потребности, которые, по-видимому, медленно доходили до сознания американских командующих.
Рядовой Герард Ашер, 27-летний житель Нью-Йорка, трудившийся в семейном деле до того, как в 1943 году был мобилизован, был из тех бесчисленных тысяч, которые доставляли на судах в Нормандию в июне 1944 года безымянными партиями по 250 человек, а затем направляли туда, где необходимо было восполнить потери. Впоследствии в разговоре с автором он вспоминал, как солдат из его группы после выхода на нормандский берег, осмотревшись вокруг в течение нескольких минут, решительно заявил: «Это место не для меня» — и исчез навсегда. Ашер прибыл в 357-й пехотный батальон в темное время с незнакомым молодым парнем из штата Миссиссипи. Молодой лейтенант встретил их словами: «Вы двое оставайтесь в зарослях этой изгороди, а остальные — в той». В воспоминаниях об этой кампании у парня из Нью-Йорка осталась прежде всего дезориентация, полное незнание своей задачи и цели: «Я действительно не мог понять, что тут происходит. Я не помню, чтобы когда-нибудь видел командира батальона, разве что на какой-нибудь церемонии». Если все пехотинцы во всех армиях чувствуют нечто подобное и если Ашер не был очень неудачливым, чтобы оказаться посланным в 90-ю дивизию, то его чувства отражают проблему, которая затрагивала значительную часть американской армии в северо-западной Европе. Очень многие солдаты уважали своих младших командиров — сержантов. В противоположность английской армии, в которой большинство солдат почтительно смотрело на своих офицеров, немногие американские рядовые признавались в том, что они хорошо думали о своих офицерах. Рядовой Джордж Смолл писал о «почти повсеместном презрении американских солдат к большинству офицеров». Среди молодых лейтенантов на уровне взвода, от которых очень многое зависело в управлении людьми, редко кто пользовался доверием и уважением солдат.