Выбрать главу

Они ждали отца на станции вместе с другими встречающими – по вечерам в пятницу там всегда собиралось много народу. Было все еще слишком жарко, чтобы торчать на солнцепеке, и они спрятались в тень у ограды на дальнем конце платформы и чуть в стороне от остальных. В конце концов, думал Байрон, отец каждый день у себя в банке имеет дело с людьми, и вряд ли ему будет приятно, если, сойдя с поезда, он увидит, как мама оживленно болтает с кем-то. Ждали они довольно долго, и Дайана то и дело доставала из сумочки пудреницу и смотрелась в зеркальце, проверяя, все ли у нее на лице в порядке. Байрон тем временем учил Люси определять время, сдувая семена с головок одуванчиков, но воздух был настолько плотным и неподвижным, что даже эти легкие семена улетали не особенно далеко.

– Вот и тринадцать часиков пролетело, – пела Люси, – а теперь пятнадцать…

– Ш-ш-ш, тише вы оба, – сказала им мать. – Вон поезд подходит.

На привокзальной площади захлопали дверцы автомобилей, матери с детьми устремились на перрон. Там, где до этого висело неподвижное белое марево жары и царило почти полное безмолвие, теперь началось буйство красок, движение, смех.

Байрон хорошо помнил, как однажды они опоздали встретить отца – это случилось, когда мать еще не умела водить машину, – и приехали на такси. В такси Сеймур, разумеется, не сказал ни слова – невежливо выказывать недовольство при посторонних, – но стоило им войти в Кренхем-хаус, и тут же разразилась гроза. Неужели Дайана не понимает, как это унизительно, когда он, один-единственный из всех, остался стоять на платформе? Неужели ей это безразлично? Нет-нет, твердила она, она просто чуточку ошиблась, не рассчитала время. Но отец не унимался. Ошиблась? Она что, не умеет определять время? Неужели и этому мать не удосужилась ее научить? Байрон даже под одеяло спрятался и плотно зажал уши руками, чтобы не слышать. Но каждый раз, стоило чуть разжать руки, до него доносился плач матери и гневный рев отца, а потом, несколько позже, из их спальни послышались совсем другие звуки, куда более тихие, – казалось, отцу не хватает воздуха, и он, задыхаясь, ловит его раскрытым ртом. Вообще-то так очень часто бывало.

Поезд остановился у платформы. Люси и Байрон смотрели, как другие отцы здороваются со своими детьми. Некоторые хлопали сыновей по плечу, некоторые обнимали. Люси радостно засмеялась, увидев, как какой-то мужчина швырнул свой кейс на землю и подхватил дочку на руки.

Сеймур вышел последним. Солнце светило ему прямо в спину. Казалось, что к ним приближается некая зловещая черная тень, и они, все трое, невольно примолкли. Сеймур влажно чмокнул жену в щечку и сказал:

– Здравствуйте, дети. – Никого из них он не поцеловал.

– Здравствуй, папа.

– Здравствуй, дорогой. – Байрон заметил, как мать незаметно провела пальцами по щеке, словно стирая с нее след отцовского поцелуя.

Сеймур уселся на пассажирское сиденье и положил кейс на колени. Он всегда чрезвычайно внимательно следил за каждым действием Дайаны – как она поворачивает ключ в замке зажигания, как ставит под нужным углом спинку своего сиденья, как отпускает ручной тормоз. И она, чувствуя, что он за ней наблюдает, нервничала и то высовывала кончик языка изо рта, то прятала обратно, то закусывала нижнюю губу, то облизывала ее.

– Зеркало, сигнал, разворот, – скомандовал Сеймур, когда «Ягуар» выехал с вокзальной площади.

– Да, дорогой. – Пальцы Дайаны, лежавшие на руле, чуть дрожали, она то и дело убирала за ухо непослушную прядь.

– А теперь ты, наверно, начнешь перестраиваться в левый ряд?

Байрону казалось, что на уик-энд даже погода всегда меняется, становится холоднее. Он часто замечал, что и мать, когда отец приезжает домой, начинает нервно ощупывать вырез своего кардигана, словно ее знобит.

* * *

Но, несмотря на все опасения Байрона, визит отца прошел вроде бы гладко. Люси ни словом не обмолвилась насчет их поездки по Дигби-роуд. Мать тоже промолчала. «Ягуар» она, как обычно, поставила в гараж, не упомянув о том, что ей пришлось один раз очень резко затормозить, отчего она съехала на обочину. И о тех двух секундах речь не заходила. Отец, повесив костюм в гардероб, надел вельветовые джинсы, куртку из харрисского твида[21] и шелковый шейный платок. Это была его обычная загородная одежда. Впрочем, на нем любая одежда выглядела какой-то твердой, несгибаемой, как картон, хотя предполагалось, что домой он приезжает, чтобы расслабиться. Сперва он прочитывал у себя в кабинете газеты, затем в сопровождении матери совершал субботнюю прогулку к пруду и смотрел, как она бросает зерна уткам и гусям. Затем мать стирала привезенные им рубашки и белье и вывешивала все это на солнце. Примерно так, думал Байрон, в королевской резиденции вывешивают «Юнион Джек», извещая всех, что королева дома. Только у них во дворе ветерок шевелил не государственный флаг, а отцовские трусы и майки. И только в воскресенье за ланчем все вдруг пошло наперекосяк.

вернуться

21

Harris tweed (англ.) – харрисский твид, высококачественный твид ручного производства, который вырабатывается на острове Харрис (Гебридские острова).