Молчал и я. Не хотелось вмешиваться в то, что происходило. Хотелось лишь наслаждаться этой медитативной тишиной. Тишину прервал дед.
– Вот обыкновенная картошка. На первый взгляд ничего особенного. Но. Картошка, запеченная в углях – это тебе не фри из какой-нибудь забегаловки. Это даже не приготовленная мамой жареная картошка, которую так любят дети. Это то, что ты сделал сам. В диких условиях. Чувствуешь этот кайф? То же чувствовали наши предки, когда жарили мамонта. И не важно, мамонт это или картошка, не важно, происходит это в каменном веке или в нашем – пластмассовом, главное, что ты сам разжег костер, сам побросал в него картошку, сам решил, когда доставать, как есть. Понимаешь, о чем я? В нас до сих пор живут инстинкты и желания первобытного человека.
Дед время от времени подправлял дрова, чтобы костер хорошо горел.
– Ну, давай, теперь выкладывай, что ты хотел мне рассказать.
Я ему во всех подробностях рассказал все, что произошло. Дед не перебивал. Он, молча, смотрел на костер. Мне казалось, что он мысленно где-то далеко, не слушает меня и вообще забыл о картошках, которые уже и не отличались от углей.
Я закончил рассказ. Дед некоторое время не отвечал. Так мы сидели, пока костер почти не погас, и остались лишь тлеющие угольки. Внезапно дед оживился и начал разбирать угли, из которых достал несколько черных шариков, которые когда-то были картошками.
– Отлично, – сказал дед и бросил горячие картошки в эмалированную миску.
Он достал из кармана маленькую свернутую фольгу, открыл ее и положил на землю рядом с собой. Там была соль. Он удалил черную кожуру с одной картошки. Под кожурой, к моему удивлению, оказалась белая, хорошо запеченная мякоть. Дед посолил ее и передал мне. Я подул на нее и откусил. Должен признаться, что такой вкусной картошки я в жизни не ел.
Дед проделал то же самое с другой картошкой и стал, смакуя, есть ее. Я уже начал думать, что он забыл о том, зачем мы здесь.
– Говоришь, она впала в истерику?
– Что? Кто?
– Мама твоя. Когда она узнала, что Денис рассказал тебе о молодых годах твоего отца, она впала в истерику?
– А, ну да.
– Это отличная новость.
– Отличная?
– Я, конечно, понимаю, что женская истерика – не самое приятное зрелище. Особенно, истерика Иры, хоть она и моя дочь. Но. Истерика – это знак. Гораздо опаснее женское безразличие, поверь мне.
Дед начал чистить еще одну картошку.
– Ну, давай, Таблетка, ты уже знаешь, как это делается. Ешь.
Дед начал есть вторую картошку. Я взял еще одну и начал сам ее чистить.
– А какой классный запах дыма, что прилипает к одежде, да, Таблетка?
– Деда, а больше ничего ты мне не скажешь?
– О чем?
– Ну… О том, что меня сюда привело.
– Завтра в восемь часов. Здесь же.
– А почему завтра?
Дед удивленно посмотрел на меня.
– Вечно вы, молодежь, куда-то торопитесь. Не думаешь, что мне надо хорошенько обдумать все, что я услышал? Не буду же я сходу решать такие важные вопросы.
– Все. Понял. Мне просто показалось, что ты меня не слушал.
– Эх, молодежь.
Операция «Предки»
Следующий день прошел, как и предыдущий. Я снова походил по деревне. Снова увидел почти те же лица, делающие почти те же дела. Снова выпил стакан парного молока. Постепенно до меня начали доходить слова деда о новизне, которая со временем слабеет. Я подумал, что свихнусь, если еще несколько дней буду видеть одно и то же. Какое же неблагодарное существо этот человек! Вчера я был готов жизнь отдать за все, что видел, а сегодня меня все это уже ни капельки не интересовало. Я даже начал скучать по компьютеру, но быстро прогнал из головы все эти разрушающие мысли.
В восемь вечера я был у задней стены дома. Деда еще не было. Я подождал минут пять и решил пойти поискать его, как вдруг он появился, неся в руках освежеванную курицу.
– Прости, что опоздал, Таблетка. Больно прыткая оказалась. Значит, и вкусная будет.
Дед разжег костер, из палок смастерил что-то наподобие вертела, натянул на него курицу и начал крутить над огнем время от времени.
Я внимательно наблюдал за тем, что он делает и ждал, когда он начнет говорить. Он не спешил, смотрел на огонь и следил за тем, чтобы курица не подгорела. Я уже знал, что спрашивать не имеет смысла. Все равно он заговорит, только когда будет готов.
– Мужчине важно почувствовать себя сильным, – наконец сказал он.