Жерсен сел на край кровати и медленно повторил, как бы стараясь осознать:
— Взорвали виллу.
Он вдруг вскочил, стукнул кулаком по ладони.
— Зачем стесняться. Прошу, господа! Жерсен в вашем распоряжении. Он ваш. Бейте сильнее! Он — враг. Других нет.
Флоранс села в кровати и откинулась на подушку.
— Вилла!.. Ее…
— Именно. Гостиная разворочена. Стенки разлетелись. Ущерб еще не подсчитан… Теперь понимаешь? К счастью, одного схватили.
Он рассмеялся и пнул ногой складку прикроватного коврика.
— Правительству достанется. Потому что этого типа придется теперь судить. За мной двести тысяч читателей. Эти двести тысяч потребуют справедливости. Будет шум… Оденься. Ты поедешь туда. У меня самолет… Позови Марию, пусть быстро приготовит кофе.
— Мария со вчерашнего дня в отпуске.
Вышагивавший по комнате Жерсен остановился и обескураженно уронил руки.
— Забыл… Конечно, отпуск — святое дело. Вот почему они выбрали именно этот момент. Где сейчас полиция?.. На дорогах, а в это время тем, кто продолжает работать, подкладывают бомбы. Ну ладно, обойдусь без кофе. Одевайся же. Тебе надо туда ехать.
— Нет. Послушай, Поль. Постарайся хоть раз меня понять. Это твоя вилла. Ты купил ее, не посоветовавшись со мной… Ты обставил ее по своему вкусу… Тебе известно, как я ненавижу Довиль. Но разве ты со мной считаешься? Теперь ты стал на тропу войны… А у меня нет желания во все это вмешиваться… Ясно, чем это может обернуться. Не хочу неприятностей.
— Но это же глупо!
— Возможно… Мне тебя жаль. Но чего ради я поеду в Довиль? Зачем?.. Разве я могу что-нибудь решить сама?.. И еще хочу сказать: я не считаю, что удар направлен против меня. И не хочу, чтобы нас ставили на одну доску. Я не твоя сторонница. И не подписываю твои статьи.
— Ты меня бросаешь?
— Нет, Поль.
— Да.
Она нырнула под одеяло, поправила удобнее подушку, делая вид, что хочет спать. Жерсен еще раз прошелся по спальне, осмотрелся, как будто выискивая свидетеля.
«Она меня бросает. Она заодно с ними».
Флоранс закрыла глаза и натянула одеяло на голову. Он же подождал с минуту, шевеля губами, сплетая и расплетая руки. На память вдруг пришли восторженные письма, отрывки из которых он регулярно печатал. «Ваша статья о налогах просто замечательна. Хорошо, что хотя бы „Консьянс“ защищает наши интересы… Да, Церковь забыла о своей миссии. Вы тысячу раз правы, изобличая вредоносный характер экуменизма…» Ежедневно поступали и другие одобрительные отклики, укрепляя его в своей вере. И вот теперь Флоранс… Им удалось добраться и до нее.
Жерсен молча оделся. Он мог простить все. Прежних любовников, которые у нее были до свадьбы. Хотя его и терзали адские муки при мысли, что она принадлежала не ему одному… Этот Мишель Мери, жалкий актеришка… Правда, ему удалось разрушить его карьеру. А этот Робер Водрей! Его он тоже прижал. Был, увы, еще один… но вовремя исчез… Жаль! Терпеливо, как ученый, который готовит диссертацию, он изучил всю прошлую жизнь Флоранс. Она об этом даже не подозревала, но он собрал на нее полное досье с вырезками из газет, фотографиями… Там были, конечно, фотографии тех времен, когда она работала манекенщицей. Но были и групповые снимки, сделанные во дворе лицея, когда она училась в предпоследнем и последнем классе… Она стояла справа от преподавателя. Прическу носила на косой пробор. Тогда она еще не красила волосы в каштановый цвет… Он мог простить двадцать восемь лет, которые Флоранс прожила без него. Но не это!.. Он не требовал, чтобы она занималась политикой. Он не очень-то любил женщин, вбивающих себе в голову какие-то идеи. Но думал, возможно наивно, что она была на его стороне, что она не подвергала сомнению его проницательность и смысл его борьбы.
Жерсен побрился, ополоснул лицо холодной водой. Боже мой, какие разногласия… Они есть у всех… Нельзя же из-за этого переходить на сторону противников. «Ведь я же прав. Без меня никто не осмелился бы поднять голос, не стал бы разоблачать скандальные истории. Я — это я и не ищу никаких личных выгод. Я наношу удары, но и получаю их. Вот именно!.. Моя жизнь проходит у нее на глазах. Она знает, что я не пью, не курю, у меня нет любовниц. Только газета! Ах да! Именно газета! И судебные процессы! И мнение всяких кретинов! И надписи на стенах: „Жерсен — убийца“. Ладно, тем хуже для нее. Если думает, что может меня бросить, увидит!»
Жерсен бросил в чемодан кое-что из вещей, прошел в свой кабинет, собрал бумаги, положил их в папку и посмотрел расписание. Из Довиля самолет в Лондон улетал в четырнадцать часов. Знать бы, есть ли свободные места. В любом случае надо изменить время встречи. Ну и пускай! Все его дела сдвинутся. Он вернулся в спальню.