— Как ваше здоровье? — с участием спрашивал Черняховский. — Что-то тяжело дышите… Достается?
— Дел хватает, — Алексеев выжидающе смотрел на командующего.
— Хотелось бы получить от вас подробную информацию о командирах дивизий. Если не возражаете, начнем с правого фланга.
— Командир 251-й стрелковой дивизии генерал-майор Вольхин в свое время за неудачные бои в районе Рославля был отстранен от командования дивизией, понижен в воинском звании до майора и направлен на наш фронт. Вначале мы его назначили командиром полка, затем, после успешно проведенных им боевых действий, — командиром дивизии. Потом добились и восстановления ему генеральского звания.
— А как он теперь?
— Душевная травма, конечно, не прошла бесследно, сказалась на его характере и нервах. Но держит себя в руках. Воля у него крепкая. Боевой, думающий комдив. Однако накануне вашего приезда генерал армии Соколовский потребовал проект приказа о наложении взыскания на Вольхина.
— Что же произошло?
— Нагрубил работнику штаба фронта, да и из штаба дивизии была жалоба на его грубость.
— Требовательность или грубость?
— Вообще он очень требователен, но порой срывается.
— Мнение командира корпуса?
— Положительное, отстаивает Вольхина.
— Приказ о наложении взыскания подписан?
— Нет. Генерал Соколовский сказал, что подпишет новый командующий.
Черняховский вздохнул.
— Николай Иванович, не с таких приказов хотелось бы мне начинать службу на новом месте. Прошу вас завтра же поехать к Вольхину и передать следующее: пусть он не думает, что ему одному дорога Родина. И пусть с людьми обращается, не оскорбляя их достоинства.
Черняховский интересовался буквально всем: военными знаниями, боевым опытом, морально-боевыми качествами подчиненных. Внимательно выслушав Алексеева, распорядился:
— В ближайшие дни подсчитайте и проанализируйте некомплект офицерских кадров, уточните, какое пополнение ожидаем. К середине июня все дивизии фронта должны быть полностью укомплектованы.
— Дело привычное, укомплектуем, товарищ командующий.
— Неплохо бы иметь такие же подробные данные о командном составе противника, хотя бы до руководства дивизиями включительно, — пошутил на прощание Черняховский.
Встретившись после долгой разлуки, Алексеев не заметил особых изменений в Черняховском: на него смотрели те же ясные карие глаза, в них светились внимательность, дружелюбие. Нарушив паузу, сообщил командующему, что начальником оперативного управления штаба фронта назначен генерал-майор Иголкин. Это обрадовало Ивана Даниловича. Петра Ивановича Иголкина он знал по академии и Северо-Западному фронту.
На следующий день Иголкин явился к Черняховскому.
— А как с лечением, закончили?
— Какое уж там лечение, когда война! Не хватило терпения, товарищ командующий, самовольно оставил госпиталь, — признался Иголкин.
— Ну что ж, приступайте к делу, — Черняховский объяснил, какую грандиозную операцию предстоит разработать.
Иголкин не смог скрыть волнения.
— Постараемся, Иван Данилович, все сделать как надо!
До подробного знакомства с вверенными ему войсками Черняховский еще не в полной мере представлял масштабы фронтового объединения. Если в корпусе и даже в армии многие вопросы удавалось держать под непосредственным личным контролем, то здесь, как он уже понимал, это едва ли будет возможно. Основное внимание следует сосредоточить на главном, больше полагаться на заместителей и штаб. В первую очередь Черняховский рассчитывал на помощь начальника штаба фронта генерал-лейтенанта Покровского.
Александр Петрович Покровский окончил Военную академию имени М. В. Фрунзе и Академию Генерального штаба. Еще в начале войны, когда Черняховский командовал дивизией, он уже возглавлял штаб войск Юго-Западного направления у Маршала Советского Союза Тимошенко. Черняховскому нравились в Покровском и его высокая культура, и ровный, спокойный характер.
Чувство большого удовлетворения доставило командующему знакомство с начальником политического управления генерал-майором С. Б. Казбинцевым, начальником тыла генерал-лейтенантом В. П. Виноградовым, начальником инженерных войск генерал-лейтенантом Н. П. Барановым.