Маша и Мелисента о чем-то перешептывались, улыбаясь, и у Войцеха потеплело на душе. Девочка пришла сюда побледневшая, с легкими тенями под прекрасными глазами, и он боялся, что вчерашним скандалом не обошлось. Но расспрашивать при друзьях не рискнул. Да и вообще, понял он, не рискнул бы. Ее ответы могли потребовать от него решительных действий, а все, что приходило в голову, никуда не годилось. Но сейчас она позабыла обо всем, смеясь шуткам Бобби, напоказ секретничая с Машей, легонько подкалывая его самого. Поначалу он собирался пригласить Фьялара и Делию составить им компанию на вечер. Но Мелисента побаивалась Фьялара, особенно после того, как тот рявкнул на Войцеха, сбившегося с ритма. И Делия, с ее чуть циничной ухмылкой, могла ненароком задеть кого угодно острым, как бритва, язычком. И, как ни крути, двести лет – это двести, а не двадцать. Впрочем, когда это касалось его самого, в последнее время об этом так легко было забыть.
— А где Фьялар? – спросил он Бобби, — у него телефон не отвечает.
— Фьялар на концерте народной музыки, — рассмеялась Маша, — нам Делия сказала. Неожиданно укатил на север в волчью глухомань. А Делию мы оставили в хищных лапах Вэйнврайта, он собирался проводить над ней научные эксперименты. С ее полного согласия, понятное дело.
— Кстати, о Вэйнврайте, — вспомнил Бобби, — он просил тебе передать. Тебя Кадир ищет. Для чего и зачем – не знаю.
Войцех нахмурился, он хорошо представлял себе, зачем мог понадобиться Ал-Асмайю. Так скоро…
По лицу Мелисенты пробежало тревожное облачко, и Малкавиан усилием воли прогнал из головы мысли о Шерифе. Не сейчас.
Легкое вино сделало свое дело, беседа становилась все более непринужденной. Маша расспрашивала Мелисенту о школьных делах, и Войцех снова чертыхнулся про себя. Он вообще забыл, что у принцесс бывают занятия кроме посещения рок-концертов и романтических прогулок с вампирами. При упоминании школы Мелисента снова помрачнела, но Войцех не придал этому значения. Школу, по его мнению, любить вообще было невозможно.
Разговор плавно перешел на сравнение школьной и университетской программы. Выяснилось, что Бобби как раз пишет реферат по Наполеоновским войнам, и его мнение о причинах поражения французской армии в корне не совпадает с тем, которое Мелисента только сегодня почерпнула в школьном учебнике.
— При чем тут зима? – возмущенно заявил Бобби, — Наполеон, по-твоему, был необразованным болваном, не знающим, что в России зимой холодно?
— Ну, может, он не думал, что настолько… — протянула Маша.
— А ты вообще должна это знать лучше всех, — фыркнул Бобби, — кто из нас русский?
— Никто, — рассмеялась Маша, — я вообще еврейка. И в Питере с двух лет не была, так что о русских зимах знаю не больше тебя. Вон Войцех и то, наверное, знает лучше, он поляк.
— Литвин, — поправил Войцех, — но польской крови во мне, и вправду, даже больше. Полячки младые в нашем роду через поколение в жены брались.
— Ну и что ты скажешь о русских зимах? – не унимался Бобби, — могли они победить Наполеона, или для этого понадобился гений Кутузова?
— Гений Кутузова? – голос Войцеха оставался спокойным, но в глазах полыхнуло холодное ледяное пламя, — В чем, это, сударь мой, выразился непревзойденный гений Светлейшего? Уж не в том ли, что он без всякой пользы войска под Бородино положил, а потом Москву без боя сдал? «Генералу Морозу» он доверил за себя сражаться? Так ведь и русская армия по дороге от Тарутина к Вильно две трети от мороза и болезней потеряла. Мерзлую конину ели, сухарей штаб-офицерам недоставало, не то, что нижним чинам. На Березине по раненым и женщинам картечью били, а Бонапарт-то все равно ушел. А все почему? Чичагов ему как бельмо в глазу был, завистью да местью Темнейший лис исходил. Неприятеля выпустил, зато соперника подставил. Мне Денис Давыдов еще до Березины рассказывал, как Кутузов к адмиралу гонцов слал, подложные даты на письмах ставил. «Третьего дня из Копыся вышли, следуйте к Борисову». Тьфу!
Вилка, сломавшись со скрежетом, жалобно звякнула по тарелке, оставив в побелевших на костяшках пальцах согнутый черенок.