— Вы так и не спросили, почему именно вы оказались в таком центре внимания. Впрочем, не вы один. Такого вопиющего нарушения Маскарада я не упомню за всю историю Камарильи. И в каждом конкретном случае ему находятся веские оправдания. Даже Войцех, чуть не подставившийся под горячую руку Ал-Асмайя, выкрутился. Я всегда был сторонником строгого соблюдения законов. Но, насколько я понимаю, вы и ваши друзья надеются изменить законы? Причем, в гораздо более широком масштабе, чем застывшие на века Традиции?
Фьялар опустился в кресло. Задумчиво и долго разглядывал адвоката, прикидывая степень доверия, которой тот заслуживает. Молча кивнул.
— Я помогу вам составить это законопроект, мистер Бруниссон. И использую все свое влияние, как среди Сородичей, так и среди смертных, для того, чтобы он получил одобрение конгресса. Передайте вашему руководству в Лэнгли, что новый Принц Нью-Йорка открыт для сотрудничества.
Фьялар улыбнулся и подал адвокату руку.
— Было приятно побеседовать с вами, мистер Вандервейден. Думаю, в следующий раз я приду к вам с официальными поздравлениями. И мы попробуем виски, выдержанный в бочках от мадеры.
Картер кивнул и, вытащив кассету из диктофона, с легким поклоном вручил ее Фьялару.
Фьялар подошел к Индиан, смотревшемуся среди Мерседесов и Вольво, даже в этот поздний час не разбежавшихся с платной стоянки на Уолл-Стрит, как Ангел Ада на симфоническом концерте. Вытащил трубку, не спеша забил. Что-то в словах Вандервейдена зацепило его. Какая-то упущенная им самим мелочь.
Компания, окружавшая его. Друзья? Без сомнения. Их всех объединяло нечто большее, чем музыка или война – стремление жить, не растрачивая силы попусту, заполняя каждый день своей жизни делом. Различия в интересах только шли на пользу общению – каждый мог принести что-то свое, вложить свой кусочек паззла в общий яркий и пестрый узор. И только Крис, тот самый Крис, который привел в группу всех музыкантов и познакомил Фьялара с большей частью ночного мира, Крис, которому он, без колебаний доверил бы свою жизнь, оставался для него загадкой.
Фьялар решил отложить разговор с дожидающимся его в студии Тео на потом. Архонт приехал под утро, когда Фьялар еще спал, оставил ему записку и отправился спать в гостевой подвальчик. Обсуждение предстоящих выборов было, без сомнения, делом большой важности. Но Фьялару почему-то немедленно и безотлагательно потребовалось увидеться с Крисом. Он подумал, что слова Картера всего лишь подтолкнули его к давно назревавшим вопросам. И ответ ему нужен был прямо сейчас.
Крис ответил не сразу. Звонок Фьялара застал его посреди охоты, и он перезвонил минут через десять, когда гном уже выбивал докуренную трубку и почти решил возвращаться домой. Бруха пригласил Фьялара к себе, сообщив, что Монику выдернула Делия с просьбой куда-то отвезти ее и Машу, и разговору никто не помешает.
— А я все ждал, когда ты спросишь, — ухмыльнулся Крис, выставляя на стол запотевшую бутылку Мерфи и высыпая пакетик соленых орешков на блюдце, — вот, даже приготовился к твоему визиту.
— Сам рассказать не мог? – Фьялар последовал примеру ковбоя, вытянув ноги на журнальный столик перед диваном, на котором они оба сидели.
— Случая не представлялось, — ответил Крис, — а попусту я об этом болтать не люблю.
— О чем «об этом»?
— О революции.
Фьялар наклонил голову и внимательно оглядел друга.
— Не больше, не меньше. Серьезная штука.
— Дьявольски серьезная, — рассмеялся Крис, — пролетарии всех стран, развлекайтесь.
***
В 1967 году Крис занялся реализацией самого авантюрного проекта своей жизни – поступил в Колледж литературы и науки Университета Беркли. К тому времени борьба студентов за свободу выбора изучаемых предметов и прочие школярские вольности уже набирала обороты, и Крису удавалось посещать в основном вечерние лекции и даже изредка попадать на дневные, если они проходили в аудиториях без окон, а в лабиринтах университета находилось место, чтобы спрятаться поблизости. При жизни Крис едва научился читать, а писал и вовсе чуть не печатными буквами. За годы не-жизни он, конечно, заметно повысил свой образовательный уровень, но все равно на фоне остальных Сородичей чувствовал себя деревенским недотепой с соломой в волосах. Специализацией избрал конфликтологию – вопросы о справедливости деления на «хороших и плохих парней» не давали ему покоя еще со времен Дикого Запада.
Более своевременный выбор сделать было трудно. Уже первые дни университетской жизни Криса ознаменовались применением слезоточивого газа для разгона студенческой демонстрации. Ковбой ответил на это тем, что по полной программе включился в агитационную деятельность, вошел в совет «Движения за свободу слова» и принялся, как положено истинному Бруха, раздувать пламя студенческой революции. Время от времени его навещал Войцех, мирно проводивший время в маленьких рок-командах Фриско, оттачивая свое новоприобретенное мастерство ударника. Из всех революционных лозунгов графа более всего привлек «Вся власть воображению!» и он со страстью принялся быть реалистом, то есть требовать невозможного.