Лес стал чуть светлее, темные стволы засеребрились, листья зашептали почти различимыми голосами, на дорожке показалась группа дриад, расступившихся перед Девой и приветствовавших ее молчаливым поклоном. Мелисента остановилась. Можно было бы спросить у дриад дорогу, но она не хотела, чтобы хоть кто-то догадался, насколько неуверенно она чувствует себя здесь, словно гостья, а не хозяйка.
Тропа под ногами засветилась едва заметно, призрачный туман стелился над самыми стебельками изумрудной низкой травы, и она поняла, что выбрала верный путь. По этой дороге можно было дойти в любое место Грезы, хотя вернуться она смогла бы только туда, откуда пришла – в отельный номер в Чикаго, где ее, по словам Войцеха, могла поджидать опасность. Здесь, на Серебряном Пути, было намного опаснее, но она дала слово дойти в самое безопасное место, и не обещала, что путь будет легким. Сидх Меадха. Дом.
Настал момент, когда ей необходимо было увидеться с матерью, Княгиней Уной.
Ши почти никогда не рождаются в людских телах. Их бессмертие, унаследованное от Туата де Данаан, оставшихся в Благословенных Землях Авалона, может закончиться только насильственной смертью. И со времен Раскола никто из них не был уверен в том, что происходит с теми, кто погиб, – возвращаются ли они в Авалон, или возрождаются как низшие фейри. Последнее страшило Ши больше самой смерти – мысль о том, что они потеряют свое величие и благородство, ужасала их, как никакая другая.
Во время Раскола Княгиня гостила в Авалоне, где в белоснежном дворце дома Фионна, под охраной семнадцати сыновей, рожденных ей Князю Фионнбару, жизнь текла торжественно и празднично. Раскол разлучил княжескую пару, но Уна, снова ожидавшая ребенка, решила во что бы то ни стало воссоединиться с возлюбленным супругом. Не напрасно Княгиня была покровительницей влюбленных, чьим надеждам на счастье могло помочь только чудо. Она заплатила за проход в Сидх Меадха жестокую цену – ее дочь родилась в смертном теле. А сама Уна оказалась навечно заключенной в Холме, не имея возможности даже краем глаза взглянуть на Банальность.
Мелисента помнила прошлые жизни смутно. Словно сны, которые когда-то были яркими и настоящими, но со временем забывались и тускнели. В этих снах были любовь и ненависть, радость и горе, долгая счастливая жизни или полное страданий существование. Но воспоминания казались далекими и чужими, при каждом новом перерождении. Особенно теперь, когда она пробудилась не ребенком, но почти взрослой девушкой, и встретила любовь раньше, чем коснулась Грезы. Все было иначе. И на этот раз у нее была надежда. Больше, чем надежда – уверенность в том, что эта любовь и есть ее судьба.
От размышлений ее оторвал сгущающийся над тропой мрак. Только серебристое сияние тумана не поддавалось ему, солнце над вершинами деревьев словно потускнело и застыло, стволы зачернели углем, листья зазвенели острой кромкой стали. Воздух стал холодным и редким, наполнив легкие морозной сырой пылью, зазвенев в ушах кристалликами льда. Дорога вошла во владения Темной Мечты, и Мелисента остановилась на мгновение, проверить, легко ли ходит в ножнах волнистый клинок.
Где-то завыл волк, издалека донесся задыхающийся хриплый лай своры. Гул копыт наполнил лес дрожью и страхом. Вдалеке мчалась Дикая Охота – любимое развлечение темных фейри. Она не помнила, какому Дому принадлежит эта часть Грезы. Формально, между Домами царил хрупкий мир. Но одинокой страннице, принадлежавшей другому Дому, стоило опасаться.
Черный олень вылетел на тропу, и всадник, натянув удила, остановил его всего в нескольких футах от Мелисенты. Высокий мужчина с разметавшимися по плечам темными волосами и горящим взглядом угольно-черных глаз соскочил на землю, пристально вглядываясь в незнакомку.
— Ты нарушила границу, дева, — в голосе мужчины сквозила надменность, граничащая с презрением, — назови себя, чтобы я знал, с кого мне просить выкуп за пленницу.
— Ты слишком скор на подсчет своей выгоды от еще не состоявшейся сделки, — улыбнулась Мелисента, — и я знаю тебя, Князь Дома Эйлиль, Готфрид Коварный.
Его черная туника, отделанная серебром, с вышитым на груди гербом – серебряным драконом на черном поле среди четырех звезд – подсказала ей имя не хуже самого Готфрида.
— Ты не слишком-то вежлива, дева, — сердито сказал Темный Князь, — и я готов к тому, что цена выкупа снизится после того, как я пущу тебе кровь. Не волнуйся, твое прелестное личико останется в целости.