Учитывая, что «древнему» готическому зданию, на самом деле лишь недавно стукнуло полвека, по мнению Ярослава, от средневековой мрачности вполне можно было отказаться в пользу комфорта и современного дизайна.
— Ты бы хоть свечу зажег, Полонья, если уж на электричестве экономишь, — с отвращением в голосе произнес Пашек, — я и в темноте тебя прекрасно могу разглядеть.
Архиепископ выдал пару старинных каталонских ругательств, за каждое из которых любой филолог, специализирующийся на Испании времен Реконкисты, с готовностью отдал бы годовое жалование, и оранжевый свет свечи заплясал на его обожженном солнцем лице, окрашивая кожу в тон сырого мяса.
Екатерина торопливо подняла опущенный шарф. Оба собеседника видели ее не только с открытым лицом, но и раздетой догола, и ей еще повезло, что не с содранной кожей, поскольку возлежала она в этот момент не на ложе любви, а на пыточном столе. Ей горько подумалось, что такой опыт, пусть и полученный с разницей в век, почти единственное, что есть у них общего.
Но Бруха ошиблась.
Застарелая ненависть ядовитой пеной бурлила на поверхности котла, вырываясь то взаимными оскорблениями, то сведением давних счетов. Но кипевшее в нем варево медленно, но верно, соединяло разнородные интересы Камарильи и Шабаша в густую похлебку еще недавно немыслимого союза.
— Пастухи могут объединиться с волками, — заявил Ярослав, — чтобы их не загнали на бойню вместе со скотом. Эти безумцы летят навстречу Окончательной Смерти на крыльях ночи. И нас пытаются за собой утянуть.
— Они надеются получить прощение старых грехов, — напомнила Екатерина, — и начать с чистого листа.
— Они собираются сдаться на милость Скота! – в бешенстве заорал Доминго. – Принять их законы и их правосудие!
— Насколько я знаю, убийство при кормлении отнесут к разряду «неумышленных», или «по неосторожности». Голод посчитают смягчающим обстоятельством. Преступления, совершенные до принятия закона, спишут, — подтвердил Пашек, — но к ритуальному расчленению девственниц, скорее всего, отнесутся предвзято.
— Как и к грязным финансовым махинациям Вентру, или политическим авантюрам Бруха, — парировал Полонья, — мы все не без греха.
— Это не имеет значения, — вмешалась Екатерина, — даже если сейчас простят всё и всем, кто даст гарантию, что через поколение они не передумают? Пролитую кровь в жилы не загонишь. Выйдя из тени, в нее не вернешься.
— Говорить ты умеешь, — сквозь зубы процедил Доминго, — но в делах я тебе больше не доверяю.
— Ты сам собираешься лезть в Нью-Йорк? – с иронией спросил Пашек. — Тогда можешь довершить начатое мной в Лондоне. Думаю, тут тоже имеется солнечный колодец.
Екатерина опустила глаза, чтобы скрыть сверкнувшую в них ненависть.
— Официально союз еще не заключен, — напомнил Архиепископ, — в совете Кардиналов сидят подозрительные и ненавидящие любые перемены Древние, ничуть не лучше, чем в вашем Внутреннем Круге. В этих условиях новая битва за Нью-Йорк может только подлить масла в огонь раздоров.
— Все главари бунтовщиков сейчас там, — возразил Пашек, — если и не все, то многие.
— Марлена донесла, что Фьялар и его клика вернулись, — кивнула Екатерина.
Полонья медлил с ответом. Пашек злорадно наблюдал, как на обычно невозмутимом лице закаленного бойца читались все его тревоги и сомнения.
— Я облегчу тебе задачу, — он улыбнулся, демонстрируя белоснежные клыки, — дам кое-какой совет. Вэйнврайт.
— Лорд Регент, — в голосе Екатерины слышался явственный сарказм, — один из верных псов Принца Картера и инициаторов бунта.
— Потому-то он и подойдет, — кивнул Пашек, — он вне подозрений.
— Тремере никогда не бывают вне подозрений, — хмыкнул Полонья, — но, возможно, он подойдет. Как ты собираешься вынудить его перекинуться на другую сторону? У тебя есть средства повлиять на него?
— У меня нет, — рассмеялся Ярослав, — я – Бруха, как наша будущая посланница.
Он небрежным жестом тонкой руки указал на Екатерину.
— А вот у Совета Семи – есть. Вэйнврайт связан кровавыми узами с Капеллой в Вене. И они поделились ниточкой от этих уз.