Еще через неделю члены совета, все как один старше ее самое малое лет на десять, начали обращаться к ней «Ксения Павловна». Подобное обращение ей вовсе не польстило, и после недолгой дискуссии стороны с удовольствием сошлись на одновременно уважительном и теплом «товарищ Ксюша». Ее мысли и советы, конечно, не считались непререкаемой истиной, но прислушивались и считались с ними всегда.
Вот и сейчас Ксюша методично просматривала варианты закупки топлива по бартеру. Народ в Вольнице работал на совесть, урожай ожидался знатный, колос тяжко клонился к земле. Но топливо для сельхозтехники нужно было искать на стороне. На те самые деньги, которые здесь уже хождения не имели. Пока что они выкручивались, посылая за границы Вольницы небольшие партии продовольствия или кустарных изделий на продажу. Платить нужно было и за электричество, по большей части поступавшее извне, и за сотовую связь, и за интернет. Запчасти для тракторов и комбайнов таяли на глазах, изношенные станки требовали ремонта или замены...
От всего этого голова шла кругом. И не только у нее.
За столом в другом конце зала совсем молодой еще, не старше тридцати, главврач городской больницы Илья Семенович Винский что-то экспансивно втолковывал заслуженной учительнице истории и литературы Марье Васильевне Пырьевой.
Доктор Винский, большой любитель русской классической литературы и бывший ученик Марьи Васильевны, разрывался между пиететом к ее благородным сединам, закрученным на затылке тугим пучком, и привычкой к едкой иронии, граничащей с сарказмом. Что, впрочем, не мешало Илье Семеновичу, носившему раритетную бородку клинышком и вовсе уж антикварное пенсне в подражание великим земским врачам, слыть в Петровске добрейшей души человеком.
— Воля ваша, Марья Васильевна, — хорошо поставленным баритоном произнес Винский, — но это утопическое прекраснодушие. В какое славное прошлое вы предлагаете вернуться? Уж не к крепостному ли праву? Или совсем уж в пещеры?
— Илья Семенович, голубчик, — запротестовала учительница, — нельзя же так... Конечно, мы сохраним все достижения современной культуры и гуманизма, но при этом станем ближе к природе. Вернемся в счастливую пору...
— Голода, болезней и детской смертности, — закончил за нее доктор, — Марья Васильевна, вы же историк. Помню, уроки ваши слушал с неусыпным вниманием, и никакого «Золотого века» в прошлом человечества не усмотрел. В то, что счастливая пора у нас впереди – охотно верю. Но дорога к ней лежит через технический прогресс, а не через пасторальные мечтания. Я согласен, что лучше уж льняную рубашку по пять лет носить, чем нефтяные каждый сезон менять. И мебель новая мне нравится. Но я не готов отказаться от возможности в любое время и в любом месте побеседовать с любимой тетушкой из Саратова. И к больным я хочу поспевать в автомобиле, а не в карете или в санях.
— Да помилуйте, голубчик, — всплеснула руками Марья Васильевна, — кто же вам автомобили-то запрещает?
— Вы и запрещаете, — возразил доктор, — вот развалится то, что сейчас ездит, где новые брать? Если в ближайшие несколько лет тракторный парк не обновим, к сохе ведь вернемся. А там к веретену, к лучине. Соль, и та кончается — привозной продукт.
Ксюша громко вздохнула, и все повернулись к ней.
— И что вы предлагаете, Илья Семенович? — спросила девушка.
— Расширяться, — убежденно ответил Илья, — до больших городов, до самых столиц. Не мы первые это придумали. Заводы – рабочим, земля – крестьянам. Трудящиеся люди между собой всегда договорятся.
— Было уже, молодой человек, — вмешался молча слушавший до того Ван Палыч, — было. А чем закончилось?
— Хорошую идею изгадить – много ума не надо, — фыркнул доктор, — только идея-то от этого хуже не стала. И возможностей больше, чем сто лет назад. К примеру, всех снабженцев и планировщиков компьютерами заменить. Программы взяток не берут.
— Ох, не знаю, — вздохнула Марья Васильевна, — сколько народу положили за эту вашу идею.
— Вот то-то и оно, — кивнул Илья, — столько жертв, а все зря. И все потом искали, кто виноват. Да все виноваты, раз допустили, позволили, не остановили... Искать надо не кто виноват, а что делать.
— Я, между прочим, об этом и спросила, — улыбнулась Ксюша.
— Электростанцию надо достраивать, — неожиданно заявил Ван Палыч, — еще в начале девяностых стройку заморозили. Пока нам электроэнергию не отключили. С нами ведь и воевать не надо, так они считают. Оставить без света и телефона, без топлива и соли... Сами все сдадим.