Густые свинцовые очереди ударили по пластинчатым латам, по длинным кольчугам, с диким лязгом передние дуэргары упали на землю. Из задних рядов в сторону лесорубов полетели арбалетные болты, но расстояние было еще слишком велико.
Мигнуло, воздух затрепетал и задрожал дымчатой рябью, вздуваясь неровными пузырями. Колонна словно поредела, и дуэргары перешли на бег, стремясь поскорее сойтись с противником в ближнем бою.
— Смотрите в оба, — предупредила Брунгильда, — они могут становиться невидимыми. До первого удара. Кто-то из них наверняка свернул в сторону и попытается обойти нас с фланга.
— Пусть попробуют, — мрачно ответил староста Мемурубу, разворачивая ствол вправо. Дикие вопли и металлический грохот, подтвердили правоту Брунгильды. Пара мертвых гномов упала на землю, словно соткавшись из воздуха, но остальные продолжали бежать, хотя автоматные очереди, судя по непрекращающемуся лязгу и звону доспехов, достигали цели.
Они собрали изрядный урожай, но дуэргары неслись вперед, размахивая на ходу боевыми кирками и молотами. Серый народ, проводивший всю жизнь либо в унылом безрадостном труде, либо в войнах с соседями, предпочитал оружие, похожее на привычные рабочие инструменты.
— В топоры! – грянул голос Олсена, когда первые дуэргары поравнялись с ополченцами. — Руби врага!
Бой кипел жарко и яростно, дуэргары, доходившие людям едва до груди, в плечах были шире любого мужчины, кроме, разве что, местного чемпиона по бросанию бревна Мунка, и обладали недюжинной силой. Кирки и молоты столкнулись с тяжелыми топорами лесорубов, зазвенели круглые щиты.
Брунгильда вихрем носилась между бойцами, неожиданно появляясь в самых опасных местах. Громадная сила Волчицы, вложенная в удары широкого меча, сминала пластины доспехов, прорубала кольчуги, словно простую дерюгу, головы летели с широких плеч, как яблоки под ветром. Толстый свитер Брунгильды пропитался кровью – и врагов, и ее собственной, но раны закрывались так быстро, что она едва успевала ощутить боль. Быстрее, сильнее, еще один враг, и еще, и еще…
Это ее люди, ее народ, плоть от плоти тех воинов, с которыми она ушла в свой первый бой из отцовского стана, потомки боевых товарищей, кровь от крови отважных дев и бесстрашных мужей Севера. И если Вальхалла закрыта для нее – пусть. Сегодня хороший день, чтобы умереть. Как и любой другой. Делай, что должно, и будь, что будет.
И Брунгильда рубила врагов, пока меч не затупился, и она не бросила его на землю, выпуская из рук футовые когти крепче стали, и снова безумным вихрем неслась, словно истинная Валькирия древних саг, бросившая вызов самому Одину.
Люди держались стойко, но силы были неравны, это Радсвинн заметил еще издалека. Он, возможно, тоже не узнал бы серых гномов, еще задолго до Раскола вытесненных из Мидгарда объединенными усилиями цвергов и альвов, тогда еще владевших процветающими Лесными Обителями по всему Северу, если бы не Делия.
— Дуэргар, — в голосе дроу зашипела давняя ненависть к «союзникам», презрение к их раболепному пресмыкательству перед жрицами Хель, к их коварству, жестокости и унылой ненависти ко всем, включая самих себя.
Лишь мучения слабых и беспомощных могли вызвать редкую жестокую улыбку на серых лицах, лишь от злой насмешки загорались огоньки в маленьких тускло-черных глазках. Морщинистые лысые головы, бороды, похожие на серую паклю – дуэргар воплощали в себе жестокий дух Подземья не меньше, чем ее соплеменники.
Цверги перешли на ровный бег, торопясь поскорее придти на помощь соседям из Мемурубу. Дуэргар, завидев давних врагов, завыли и завизжали, кирки и молоты застучали о круглые баклеры, вызывая цвергов на бой.
Делия, очертя голову бросилась вперед, и клинки запели в предвкушении славной битвы.
Сталь все звенела, а дуэргар все прибывали и прибывали, словно Локи опустошил не только глубокие норы Свартальфхейма, но и все обиталища серых гномов во всех Нижних Мирах. На каждого павшего цверга или лесоруба приходилось не меньше десятка дуэргар, но это все равно было слишком мало, слишком дорогой ценой доставалась победа, до которой, к тому же, было еще далеко.
— Йотуны возвращаются, — выдохнула Делия, поравнявшись с остановившейся на мгновение Брунгильдой, — только этого нам не хватало.
— Это не йотуны, — в голосе Радсвинна, тоже оказавшегося рядом, послышалась радость и надежда, — это тролли.
— Тролли?
— Наши тролли. Местные. В горах живут. Я и не думал, что они присоединятся, — сообщил Радсвинн, не прекращая работать секирой, — совсем не боевитый народ. Должно быть, их крепко разозлили.