***
Темный сырой подвал. Охапка вонючей соломы. Маленькое окошко у самого потолка, в котором теплится одинокая звезда.
— Это же надо было так тупо попасться! – Эгиль Скаллагримссон в сердцах плюет на грязный пол, и любопытная крыса со всех ног удирает обратно в нору.
Корабль, на котором он пытался добраться до короля Ательстана, спасаясь от мести Эйрика Кровавой Секиры, разбился у берегов Нортумбрии. Которой, не иначе как по воле Локи, правил вышеозначенный Эйрик. Эгиль лишился бы головы еще утром, если бы не вмешательство старого друга Аринбьерна. Тот сумел убедить Эйрика, что хвалебная песнь, сочиненная и исполненная великим скальдом, – достойная вира за гибель сына. Тем более что сын этот оказался в Норвегии, спасаясь от тяжелой руки не слишком любвеобильного отца.
Эгиль тихо перебирает струны арфы. Ну что же, он споет Эйрику хвалебную песню. Такую, что Кровавую секиру с этого дня прозовут Дерьмовой Секирой. Завтра будет хороший день для смерти, не хуже, чем вчера. А сегодня у него еще есть арфа.
За окном – щебет ласточки. Какая ласточка ночью? Щебет раздраженный, яростный. Не иначе, как Гуннхильд, королева-чародейка, старается, чтобы убийца сына так легко не отделался. Эгиль с досады тряхнул золотыми волосами. С ритма сбивает, старая карга.
Голос Аринбьерна за окном. Ласточка, в последний раз пискнув, улетает. Это хорошо. Эгиль улыбается, слова сами ложатся на музыку.
— Захвати с собой мой топор, — кричит он другу, — завтра он мне пригодится.
Аринбьерн молчит. Но Эгилю не нужны слова. Он знает.
Уже почти рассвет. Скальд заворачивается в истертый плащ, пытаясь поспать хоть пару часов. Песнь готова. Но скрип двери не дает уснуть.
— Решил умереть? – незнакомый голос со странным акцентом.
— Тебе-то что за дело?
— Мне есть дело, Эгиль Скаллагримссон, — в голосе слышна насмешка. Темная фигура приближается к скальду. Но дверь закрыта.
— Ты кто?
— Тот, кто может спасти тебя от участи, которая хуже смерти, — теперь голос серьезен.
— Убирайся прочь, порождение Локи!
— Ты надеешься погибнуть с оружием в руках? – зловещий шепот холодит душу, — тогда подумай над тем, что тому, у кого нет рук, в Вальхаллу не попасть.
— Ты…
— У тебя есть минута, чтобы принять решение, скальд, — темная тень нависает над ним, — вечная жизнь, или позорная смерть. Но не завтра.
Эгилю страшно. Впервые в жизни скальд обливается холодным потом, руки дрожат. Эгиль смотрит на них. К Локи Вальхаллу! И без топора он как-нибудь проживет. А без музыки…
— Я согласен, — говорит Эгиль, и тень склоняется к самому его горлу.
***
— И чем все кончилось? – спросил Тео.
— Я спел Эйрику эту песню, — ответил Норвик, — и он приказал отрубить мне руки и выбросить меня из Йорка. Аринбьерн молил его казнить меня. Но Кровавая Секира был непреклонен. Он даже позволил мне забрать отцовский топор, после того, как мне прижгли культи.
— Ты уже был мертв, — в голосе Тео не было вопроса.
— Точно. Руки приняли прежний вид всего через год. Пришлось провести его в торпоре. Но мой Сир ждал меня. Испанский бард, очарованный северным пением. Правда, до конца я так и не восстановился. Топором владею лучше, чем арфой. Но зато я могу петь.
— А почему ты…
— Чтобы не доставали своим Джихадом, — усмехнулся Норвик, — сменил имя и биографию. А вот от топора отказаться так и не сумел.
— Это хорошо, — Тео похлопал Тореадора по плечу, — сегодня петь не придется.
Туннель неожиданно оборвался в широкий сводчатый зал, затопленный водой. На черной маслянистой поверхности плавали обломки досок, пустые банки и прочий мусор.
— Справа есть плот, — сообщил Джонни в самое ухо Тео, — второй справа туннель на противоположной стороне.
— Люди, как известно, порожденье крокодилов, — Войцех подошел к Тео почти неслышно, — интересно, чье порождение плавает тут?
— Ты о чем?
— О ком, — Моника кивнула в сторону еле виднеющегося в темноте зала плота, — он там.
Теперь все увидели высунувшуюся из воды белесую плоскую морду, мирно прикорнувшую на краю плота. Судя по размерам пасти, в крокодиле было не меньше пяти метров. Красные глаза альбиноса светились во тьме.
— Гуль, — с отвращением сказал Крис, — я знал, что они крыс собой прикармливают. Но такое…
— Разберемся, — Тео скинул с плеча дробовик, — хотя заряда жалко.
— Я бы этого не делал, — с сомнением в голосе произнес Крис, — боюсь, Калебросу не понравится, если мы подожжем его зверушку.
— Джонни, у нас проблема, — произнес Тео, включая микрофон.