— Бобби, сможешь отключить пульт?
МакГи кивнул, и, нашарив под столом главный разъем, выдернул его из гнезда. Мониторы погасли, и дроу внимательно огляделась.
— Ну конечно. Они даже не позаботились по-настоящему ее замаскировать. Справа от уходящих в стену кабелей, в двух шагах. Мониторы висят прямо на ней.
Они включили свет и через пару минут отыскали под панелью пульта большую круглую кнопку. Часть стены повернулась на спрятанных за экранами петлях, и компания осторожно вошла в помещение, освещенное только голубоватым светом больших экранов, разбитых на квадратные отсеки – несомненно, более современных и технически продвинутых, чем в первой комнате.
Из угла раздался странный звук, то ли всхлип, то ли стон. Фьялар бросился туда, вытащив на свет белобрысого паренька, одетого в такой же комбинезон, как и первая встреченная ими группа охраны.
— А вот и информация, которую ты заказывала, — он подтолкнул парня к Делии, — ребят увести?
— Зачем? — недоуменно спросила Маша.
— Допросы – по части Клинка, — мрачно ответил Фьялар, — даже у меня не всегда духу хватает.
— Не надо! – завопил парень, раньше Маши догадавшийся, что имеет в виду этот невысокий мужик с горящими глазами, — я все расскажу!
Делия с трудом сдержала улыбку. Еще не было случая, чтобы эта тактика не сработала.
21. Кеннилворт, Манхэттен, Нью-Йорк. Войцех
— Пусть платит один восемьдесят пять, — сказал Войцех, — Боливару не снести двоих.
— Что? – Крис чуть не споткнулся от неожиданности, — ты в своем уме?
— Нет, конечно, — усмехнулся Войцех, — в Мэри-Эннином, в чьем же еще.
— Он в своем уме, — Норвик задумчиво покачал головой, — в Малкавианском. Прорицание?
— Если бы я знал… — в лице Войцеха на миг промелькнула непривычная серьезность, — шансы пятьдесят на пятьдесят. И не спрашивай, что это значит – у меня нет ответа.
Коридоры за пещерой опять сменили облик. Тяжелая кладка грубо отесанного камня, казематы, отгороженные от широких прямых проходов толстыми поржавевшими прутьями, сочащаяся по стенам сырость. И пустота, если не считать редкого попискивания крыс. На этот раз самых обыкновенных, трусливо удирающих при тихом звуке шагов.
— Романтика средневековья, — насмешливо произнес Войцех, — где бы Колдуны ни обосновались, копни поглубже и наткнешься на Вену.
— Хотел бы я знать, — задумчиво отозвался Норвик, — что в Вене обо всем этом думают. Тремере редко предпринимают что-то без одобрения Совета Семи.
— Все хотели бы знать, — согласился Тео, — но я не уверен, что даже Стурбридж и Вэйнврайту это известно. Совет – это семеро магов, силой вырвавших у Саулота дар Каина*. Они почти никогда не дают точных указаний своим подопечным, только реагируют на происходящее. И только последствия, обычно, косвенно указывают на то, верно ли понята их воля. Одобрение получит тот, кто верно угадает волю Совета.
— Раз уж мы здесь, — заметил Крис, — ставлю на Стурбридж. Регент Пяти Капелл, в отличие от Лорда Эфраима, производит впечатление вменяемой и открытой к переменам дамы.
— Темные дела делаются в темноте, — нараспев произнес Войцех, — до рассвета еще далеко.
Они дважды возвращались, сворачивая в параллельные коридоры, в поисках выхода, пока не обнаружили в одной из арок ступени, ведущие наверх, к стрельчатой дубовой двери, окованной медью. Войцех замер, приложившись к дереву лбом, пытаясь разглядеть грядущее.
— Горгульи – это для любого незваного гостя, — сказал он чуть погодя, — но дальше нас ждут. И это мне не нравится. Они не должны были догадаться…
Малкавиан заметно побледнел. Прорицание, сделанное и высказанное в доступной друзьям форме, потребовало от него огромного напряжения сил. Крис молча подал ему пакет с кровью. Войцех благодарно улыбнулся, отпил половину, остальное, аккуратно закрыв клапан, спрятал в карман широкого синего плаща.
— Оставь для Тео, — тихо сказал он Крису, — ему больше всех понадобится. Дробовик придется придержать, слишком тесно.
— Ты без оружия, — заметил Крис, — как ты собираешься сражаться?
— Играючи, — грустно улыбнулся Войцех.
***
Тонкий луч месяца пробился сквозь неплотно задернутые шторы, зашарил по комнате, скользнул по векам. Зверь потянулся с тихим рычанием, приоткрыл глаза, отмахиваясь от надоедливого гостя. Луч не унимался, серебристыми искрами вспыхивал на сомкнутых ресницах, дразнил и тревожил. Зверь заворчал, принюхался, выглядывая из берлоги, из темных глубин, где он спал, вдоволь наглотавшись крови, почти месяц, с самого Ватерлоо, где кровавое безумие завлекло Шемета за грань между войной и убийством.