— Деньги, хитрость и сила, — сказал Франк, — это те карты, которыми еще можно играть. Вы правы, штурмбаннфюрер.
— Благодарю. — Скорцени козырнул и быстро вышел из резиденции.
В стоявшем у подъезда «мерседесе» его ждал начальник оперативного отдела службы безопасности. Вместе со Скорцени он вылетал в Братиславу...
НОВЫЙ РАЗВЕДЧИК
Низко нагнувшись, чтобы не стукнуться головой о потолок, в землянку вошел радист и положил перед командиром радиограмму из Центра. Морской бегло прочитал ее и повернулся к Боброву, который отдыхал на топчане:
— Центр просит спешно взять несколько «языков» из числа фронтовых офицеров, чтобы уточнить дислокацию немецких частей на этом участке фронта, выяснить, нет ли новых линий обороны...
Бобров поднялся с топчана, подсел к столу. Прочитав радиограмму, он немного помолчал и сказал:
— Мне кажется, что следует послать группы Лихачева и Васильева...
— Брать надо в разных местах, вернее будет, — добавил Морской. — Вызывай командиров групп.
Первым пришел Николай Васильев. Казалось, своей богатырской фигурой он заполнил всю землянку. Даже рослый Морской рядом с ним был незаметен. Закурив, Васильев внимательно выслушал задание, отметил на своей карте место, где командиры рекомендовали устроить засаду.
— Суток тебе, Николай, на это дело хватит? — спросил Морской. — Центр торопит.
— Попробуем, товарищ подполковник... У меня только просьба к вам...
Бобров засмеялся:
— Хочешь, Коля, отгадаю просьбу, а?
Васильев смущенно молчал.
— «Возьмите от меня Марию Костюкевич, — умоляющим голосом протянул майор. — Где это видано, чтобы девушку в разведку посылали? Разве для нее в штабе дел не найдется?» Так ведь, Коля? Ты об этом хотел просить?
— Об этом... Товарищ подполковник, боюсь я ее с собой брать... Девушка ведь, Махно ее забери...
— Слышь, Николай? — Морской говорил так, словно в первый раз услышал об этом. — Чего ты против нее, не понимаю?.. Не нравится она тебе, что ли?
— Не женское это дело, разведка, — пробурчал недовольно Васильев. — Возьмите ее от меня...
Бобров, посмеиваясь, смотрел на разведчика. Эта сцена повторялась уже не в первый раз. А началось все с того, что в группу Васильева вместо раненого парня Олевский прислал молодую красивую дивчину Марию Костюкевич, бежавшую из лагеря. Грубые солдатские сапоги ладно сидели на ее крепких ногах, потрепанное пальтишко плотно облегало стройную фигуру, пышные белокурые волосы рассыпались по плечам. Войдя в землянку разведчиков, Мария остановилась на пороге и совсем по-штатски сказала:
— Я буду у вас разведчицей.
Услышав девичий голос, Васильев резко поднял голову от разобранного пистолета. Несколько секунд с любопытством рассматривал девушку, а потом решительно сказал:
— Вам бы, барышня, в штабе бумажками заниматься, а разведка, Махно ее забери, уж как-нибудь и без вас обойдется... Не девичье это дело.
— Вежливостью вы не страдаете, — чуть улыбнулась девушка и ее синие-синие глаза заискрились, а тонкие черты лица как-то сразу округлились. — Давайте сначала познакомимся: Маша Костюкевич...
Ферко поднялся с чурбака. Он весь, сиял и не отрываясь смотрел на девушку. Потом, спохватившись, подвинул чурбак к ее ногам:
— Садитесь, пожалуйста...
— Спасибо. — Мария по-хозяйски оглядела землянку. — Чья это койка? — Она показала на топчан в углу.
— Моя... — ответил Ферко.
— Ты перейдешь на ту, что рядом с командиром, а эту я отгорожу плащ-палаткой и буду спать здесь... Хорошо?
Ферко кивнул.
— Зря вы, девушка, устраиваетесь, я не беру вас в группу, — сказал Васильев, вкладывая в кобуру вычищенный пистолет.
Сунув его под подушку, Николай улегся на топчан и отвернулся к стене, давая тем самым понять, что разговор окончен.
— Ну, это мы еще посмотрим, товарищ Васильев, — ответила с улыбкой Мария и, не обращая внимания на командира, принялась хлопотать в своем углу.
Ферко помог ей сделать «дамскую спальню», как сразу окрестил он загородку, устроил себе постель и тоже лег: всего час назад они с Васильевым вернулись из разведки, не спали двое суток.
Проснувшись, мужчины заметили странные перемены: вроде бы землянка стала светлее, просторнее. На столе появились цветы в консервной банке. На стене, где висели шинели, были прибиты еловые ветки, чтобы одежда не пачкалась о сырую стену землянки. Возле печурки сидела Мария и, напевая про себя какую-то грустную украинскую песню, зашивала разорванную куртку Ферко.