И пошло-поехало. В середине 1948 года был составлен план «Чариотир» – по нему предполагалось сбросить 133 атомные бомбы на 70 советских городов. К 1 сентября 1948 года появился документ под названием «Флитвуд», своего рода руководство к составлению оперативных планов.
А уже 21 декабря 1948 года разработанный по новой методике оперативный план бомбардировки СССР под названием САК ЕВП 1-49 был готов и доложен комитету начальников штабов. В 1949 году по методике «Флитвуда» родился план «Дроп- шот», по которому в первые дни войны на СССР планировалось сбросить более 300 атомных бомб, не считая обычных, способных уничтожить до 85 процентов советской промышленности (3).
Таковы были планы военного командования США, которые не сбылись. В том числе и благодаря военной мощи СССР, в котором к концу 1949 года появилась «атомная» составляющая. Но уже «нарабатывались» планы политического и идеологического сдерживания и отбрасывания Советского Союза. Что же делал СССР в этот период помимо наращивания военной мощи? Его политическое руководство очень хотело, чтобы просоветски настроенные левые политические силы вошли в состав правительств Болгарии, Венгрии, Польши, Румынии, Чехословакии, а то и возглавили их. И если до 1947 года правительства этих стран были в большинстве коалиционными, то в 1947 году Сталин поставил вопрос о преобразованиях по советскому образцу в странах Восточной Европы (4). Его подтолкнул к этому американский «План Маршалла», названный так в честь госсекретаря США того времени Маршалла. Именно он выступил 5 июля 1947 года с идеей срочной экономической помощи европейским государствам. И хотя она прикрывалась необходимостью ликвидации последствий Второй мировой войны, на самом же деле эта помощь должна была привязать европейские страны, и прежде всего восточноевропейские, к западной экономической системе, к системе рыночных механизмов. И тем самым ослабить влияние СССР на эти страны. А помощь предлагалась немалая – на всю Европу 9 миллиардов долларов. По тем временам значительная сумма.
Советское руководство сначала согласилось с американским предложением, рассчитывая с помощью недавних союзников по войне возродить в первую очередь разрушенную промышленность в западной части страны. Но разведка открыла глаза кремлевским вождям, заставила по-иному взглянуть на этот американский план. Сотрудник британского МИДа Д. Маклин, наш человек в Лондоне, сообщил в Москву, что этот план – ловушка, что все восстановление промышленности в странах Европы и в СССР будет находиться под контролем американского капитала (5). И позиция СССР резко меняется. На парижской встрече министров иностранных дел европейских стран прозвучало заявление советского министра В. Молотова: «Совершенно очевидно, что европейские страны окажутся подконтрольными государствами и лишатся прежней экономической самостоятельности и национальной независимости в угоду некоторым сильным державам» (6).
Восточноевропейские страны заметались – и помощь нужна, и СССР против. Те, кто готов был сделать выбор в пользу «Плана Маршалла», нарывались на ультимативное требование Москвы отказаться от этого желания. В числе первых этот ультиматум выслушал министр иностранных дел Чехословакии Я. Масарик, вернувшийся из советской столицы в Прагу в полном расстройстве.
Вот тогда-то Сталин и стал добиваться перестройки власти и общества в восточноевропейских странах по советскому образцу, чтобы максимально приблизить эти страны к СССР, сделать их верными союзниками. Это решение Сталина, с одной стороны, и осуществление «Плана Маршалла» для западноевропейских стран, с другой, американской стороны, окончательно и раскололи Европу на два лагеря. И еще одна сталинская инициатива способствовала этому: он загорелся идеей воссоздания международного коммунистического органа – Коминформа. Москва устами секретаря ЦК ВКП (б) А. Жданова провозгласила тезис: важнейшим долгом коммунистов во всех странах в новых условиях является оказание помощи и поддержки Советскому Союзу. Этому и должна была способствовать координационная деятельность Коминформа. «Поскольку во главе сопротивления новым попыткам империалистической экспансии стоит Советский Союз, – внушал новым союзникам А. Жданов, – братские компартии должны исходить из того, что, укрепляя политическое положение в своих странах, они одновременно заинтересованы в укреплении мощи Советского Союза как главной опоры демократии и социализма» (7).
Такая наступательно-сопротивленческая позиция СССР вызвала в США не меньшую политическую и идеологическую активность. Там окончательно взяли курс на конфронтацию с Советским Союзом, да такую, в которой политика и идеология шли рука об руку с тайными подрывными операциями. Тогда-то и родилась в Совете национальной безопасности известная директива СНБ-58. 14 сентября 1949 года она легла на стол президенту США Гарри Трумэну, и он не мешкая утвердил ее как руководство к действию. Изложенные в ней политические цели и технологии оставались актуальными до последних лет существования СССР и его союзников. Вот некоторые фрагменты из этой директивы СНБ-58:
«Наша конечная цель, конечно, – появление в Восточной Европе нетоталитарных правительств, стремящихся связаться и устроиться в сообществе свободного мира. Однако серьезнейшие тактические соображения препятствуют выдвижению этой цели как непосредственной… Для нас практически осуществимый курс – содействовать еретическому процессу отделения сателлитов. Как бы они ни представлялись слабыми, уже существуют предпосылки для еретического раскола. Мы можем способствовать расширению этих трещин, не беря на себя за это никакой ответственности. А когда произойдет разрыв, мы прямо не будем впутаны в вызов советскому престижу, ссора будет происходить между Кремлем и коммунистической реформацией… Мы должны вести наступление не только открытыми, но и тайными операциями… Курс на подстрекательство к расколу внутри коммунистического мира следует вести сдержанно, ибо этот курс всего-навсего тактическая необходимость и нельзя никак упускать из виду, что он не должен заслонить нашу конечную цель – создание нетоталитарной системы в Восточной Европе. Задача состоит в том, чтобы облегчить рост еретического коммунизма, не нанеся в то же время серьезного ущерба нашим шансам заменить этот промежуточный тоталитаризм терпимыми режимами, входящими в западный мир. Мы должны всемерно увеличивать всю возможную помощь и поддержку прозападным лидерам и группам в этих странах» (8).
Так осенью 1949 года впервые в США обрела право на жизнь идея, когда тайные операции приравниваются к боевым планам. А в 1950 году появилось продолжение директивы СНБ-58 – директива СНБ-68. Ее строки передают явный прогресс в мыслях и устремлениях создателей: «Нам нужно вести открытую психологическую войну с целью вызвать массовое предательство в отношении Советов и разрушать иные замыслы Кремля. Усилить позитивные и своевременные меры и операции тайными средствами в области экономической, политической и психологической войны с целью вызвать и поддержать волнения и восстания в избранных стратегически важных странах-сателлитах» (9). Не иначе как эти программные документы вдохновили политиков на новые идеи и предложения по Советскому Союзу на годы вперед. Сенатор Г. Хэмфри обращается к президенту Г. Трумэну: «Для историка культуры, на мой взгляд, нет ничего более интересного, чем тщательный и объективный анализ наших новейших основных усилий оказать решительное воздействие на культуру другого народа прямым вмешательством в процессы, через которые проявляется эта культура» (10).
Но вернемся в 1949 год к директиве СНБ-58. Если к этому времени у американских генералов было уже по нескольку планов ядерных ударов по СССР, то у американских политиков, разведчиков и специалистов по «паблик рилейшнз» только появился свой первый документ – директива СНБ-58, дающая политическое обоснование для тайных операций, которые должны были привести к расколу социалистического мира.