Полковник Святло, находясь в Польше, все время занимался чешскими делами. Он лично встретился с главой чешской службы безопасности и потребовал ареста членов «преступной сети Филда». Он убедил президента Польши и секретаря ЦК венгерской партии оказать максимальное давление на явно сопротивляющееся чешское правительство. Но чехи все еще отвергали каждое требование о репрессивных действиях, организовав еще одну комиссию по расследованию, результаты работы которой были еще более туманными, чем предшествующих комиссий. Но сопротивление чехов не могло продолжаться вечно.
3 сентября 1949 г. Ракоши послал президенту Готвальду примечательное письмо:
«Через две недели мы начнем суд над первой группой обвиняемых по делу Райка. Обвинительное заключение будет опубликовано через неделю. В связи с этим мы натолкнулись на следующую трудность: если мы в эту группу включим шпионов, направленных из Англии в Венгрию, то станут известны десятки чешских имен, которые вы тоже знаете. Все эти люди сейчас на свободе, и все эти сведения окажутся неожиданными для чешской общественности. Можно заранее понять, что при подобных обстоятельствах эти люди, названные во время судебного процесса, будут решительно протестовать против того, что было сказано на суде. Это привяжет их к титоистам, которые, безусловно, не пожалеют никаких усилий, чтобы дискредитировать выдвинутые против них обвинения».
В список Ракоши были включены следующие чешские партийные деятели, пользующиеся уважением в международных кругах: Владимир Клементис, министр иностранных дел; Артур Лондон, заместитель министра иностранных дел; Отто Слинг, секретарь партийной организации Словакии; Эуген Лёбль, заместитель министра внешней торговли; Людвиг Рейка, председатель государственной плановой комиссии.
Проигнорировать это письмо означало бы для Готвальда и любого другого занять опасную позицию. Никто в тот момент не верил, что эти люди являются американскими агентами, но сделать вид, что подобные обвинения вообще не существуют, означало бы поставить под вопрос лояльность самого Готвальда и его коллег. Очевидно, надо было что-то предпринять. Некоторые из этих людей (но не самые крупные), поименованные в списке Ракоши, были вызваны для допросов. Но к негодованию поляков и венгров, все они были реабилитированы. К тому времени, когда начался процесс Райка, в Чехословакии в связи с делом Филда находилось в тюрьме лишь 6 человек: из них по меньшей мере трое в течение некоторого времени находились, вероятно, под наблюдением.
Однако в конце концов Готвальд капитулировал, и 16 сентября 1949 года он и секретарь партии Рудольф Сланский официально запросили русских прислать двух советских советников по вопросу безопасности. 23 сентября в Прагу прибыли Лихачев и Макаров. И немедленно обстановка изменилась. Набравшись сведений, содержавшихся в докладе Святло, о том, что примерно 100 человек, связанных с Филдом и арестованных в Польше, дали показания против ответственных чешских деятелей и что центр заговора врагов стран народной демократии следует искать в Праге, эти два советника приступили к выполнению своей задачи.
И вновь Святло постарался раздуть пламя. Он доложил президенту Беруту, что, несмотря на все предупреждения, сделанные им и венгерской службой безопасности, чехи преднамеренно прикрывают врагов партии в своей среде. Тот факт, что они совсем мало или ничего не сделали по этому вопросу, должен означать, что в правительстве Чехословакии имеются достаточно ответственные лица, защищающие шпионов и саботажников от законного возмездия.
В восточноевропейских странах было отмечено также, что чехи все еще в широких масштабах торгуют с Западом. Никто не хотел понять, что чешские министры находились в очень трудном положении. Ведь Чехословакия была самой промышленно развитой страной в блоке, она имела весьма широкие экономические связи с Западом в течение многих лет, и совершенно очевидно, что этого нельзя было сразу изменить, не нанеся тяжелого урона экономике Чехословакии в целом.
Чехи пытались оправдать свои действия, но тем не менее они подверглись тяжелой критике. Назревал вывод об экономическом саботаже с их стороны, чехи делали все возможное для того, чтобы договориться со своими коллегами. На сессии Совета Коминформа, хотя все еще подвергаясь критике, они были удостоены услышать в докладе Анастаса Микояна, что чешские товарищи и теперь понимают необходимость переориентировать свою продукцию для нужд других социалистических стран.
Следствием этой «переориентации» было дальнейшее снижение жизненного уровня населения, что усилило давление на партию и правительство внутри страны. Рудольф Сланский быстро принял меры для того, чтобы отвлечь огонь критики от правительства. Он искал повсюду козла отпущения: «Наш народ имеет большое терпение, – говорил он. – Когда изучаешь некоторые экономические недостатки, то видишь, что за этим стоит враг».
Все это должно было оказать глубокое воздействие на президента Готвальда. Там, где всего лишь несколько месяцев тому назад он был готов оказать сопротивление внешнему давлению, теперь он готов был выслушать любое обвинение, даже самое нелепое. Правда состояла в том, что между маем и декабрем 1949 года состояние его здоровья ухудшилось до такой степени, что он больше не контролировал ход событий или даже не знал, что происходит.
Яркой иллюстрацией несостоятельности Готвальда может служить дело Владимира Клементиса, изысканного и вызывающего симпатии чешского министра иностранных дел, высокоуважаемого в мире, который с самого начала был намечен в операции «Раскол» как легкая цель. Первоначально ставилась задача вызвать инсценированный процесс по его делу, как это было в случае с Райком, и привести его к решению перебежать на Запад. Это дало бы повод для широкой пропагандистской шумихи в пользу Запада и навлекло бы тяжелые подозрения на всех его сотрудников и друзей.
Кроме того, из этой истории можно было бы извлечь дополнительные выгоды. Клементис был словаком, а к тому времени были уже признаки, что словацкий народ проявляет все больше недовольства по мере того, как в стране назревает один кризис за другим. В результате раздражения, вызываемого господством чехов в Праге, словацкий национализм вновь стал усиливаться и многие словаки смотрели на Клементиса как на своего лидера. Если бы Даллесу удалось вызвать непоправимый раскол между чехами и словаками, то ничто не могло бы послужить лучше делу западных демократий. Поэтому Клементис стал следующей жертвой.
Но до того как заняться Клементисом, следовало убрать с дороги Отто Слинга – секретаря областной партийной организации Словакии. Он вступил в партию в возрасте 22 лет, участвовал в гражданской войне в Испании, а годы Второй мировой войны провел как эмигрант в Англии. Грубый сталинист, любивший организовывать свои местные инсценированные процессы и считавший тюрьму идеальным местом для своих критиков, он быстро прибрал власть к своим рукам. Его считали будущим первым секретарем партии (соперник для Сланского) и когда-нибудь даже президентом. В то же время он был безжалостным местным правителем, добивавшимся увеличения продукции внутри своей вотчины.
Он отличался нетерпеливым характером и не был склонен слушать кого бы то ни было, из-за чего допустил много ошибок и нажил много врагов. Многие считали его слишком непреклонным. В то же время его критиковали за то, что он не смог добиться назначения довоенных коммунистов на высокие посты, и за «нетвердость в использовании советского опыта». По иронии судьбы служба безопасности решила использовать против Слинга именно то, что она сама широко использовала в Праге: его обвинили в незаконных арестах, допросах и организации последующих процессов над членами партии. Был создан ряд комиссий, чтобы определить вину Слинга в использовании диктаторских методов и организации незаконных преследований старых членов партии. Однако на этот раз политики перехитрили службу безопасности: они не очень желали принести своего коллегу в жертву на основе обвинений, которые потом могут быть использованы против них самих.
Слинг едва спасся. Была создана специальная комиссия для изучения так называемого Брноского дела. Хотя комиссия представила для обсуждения в ЦК проект резолюции «Об ошибках в кадровой политике Брноского областного комитета партии», она не предложил никаких дисциплинарных мер, подтвердив таким образом правильность курса Слинга. Это было тяжелым ударом, потому что без Слинга невозможно было начать дело против Клементиса: ведь никто в Чехословакии не поверит тому, что Клементис является руководителем словацкого антигосударственного центра, если Слинг также не будет привлечен по этому делу.