Представитель Торгпрома почувствовал, что разговор наконец приобретает нужное направление.
— Нужна обширная информация не столько военного, сколько экономического плана. Выкрасть мобилизационный документ из штаба или схему минных заграждений — это, несомненно, удачная операция. Но исчерпывающие данные о мощности, например, уральских месторождений платины, восстанавливаемых металлургических заводов, о стройках и запасах ресурсов и обо всём остальном принесут сейчас гораздо большую пользу.
«Вот, оказывается, куда мистер метит, — насторожился Коншин. — Такому палец дай, он тебе руку по локоть отхватит… А давать придется, никуда не денешься. Лучше уж англичанам кусок отдать, чем комиссары без остатка слопают…»
— Один из коммунистических идеологов сказал, что война — это продолжение политики иными средствами. К этому можно добавить, что политика, в свою очередь, — продолжение экономической борьбы иными средствами. Всё приходит на круги своя, господин Коншин. Мне кажется, что от недостатка информации экономического плана страдает и идеологическая сторона. Из ваших суждений я понял, что вы не очень четко представляете себе действительное положение дел в России и настроение русского крестьянства. Всё это не высосать из пальца, сидя на Плас Пале Бурбон.
— Уж не считаете ли вы, мистер Брасс, что члены совета Торгпрома должны самолично отправиться к большевикам за информацией? — раздраженно надувая щеки, спросил Коншин. Он чувствовал себя в положении школяра, которого отчитывает классный надзиратель.
— Не считаю. С теми мыслями, которые вы высказали мне насчет русской души, вам нельзя появляться в России. Вас сразу схватит деревенский милиционер или ретивый комсомолец. Нужно другое, господин Коншин. Прежде всего русским эмигрантам надо прекратить политические споры и объединиться. Мы понимаем, что договориться вашим соотечественникам друг с другом непросто, однако настоятельно рекомендуем это сделать. Можете передать господину Нобелю, что сотрудничество Торгпрома с кирилловцами встретило полное наше понимание.
Нужный вопрос ещё не был задан, а мистер Брасс как будто уже отвечал на него. Более того, Коншин сообразил, что Брасс вообще не желает слышать вопрос, который намерен задать ему представитель Торгпрома. Ведь услышать вопрос и ответить на него — значит протянуть ниточку, а англичанин не из тех простачков, чтобы кому-нибудь дать в руки ниточку. Ответить же, не услышав вопроса, — это значит ничем себя не связать. Умно, ничего не скажешь.
— За идеалы Европа давно уже перестала платить деньги, господин Коншин. Расчет должен идти за тонны, за вагоны, за кубические метры. Но и это не всё. Вы знаете, что цена определяется качеством товара?
— Безусловно, мистер Брасс.
— А также местом, где он находится… Если ваши энергичные и преданные люди проникнут в Россию, то ценность их информации существенно возрастет. Подумайте и над этим обстоятельством. Активно ищите людей, привлекайте их к своим заданиям. Здесь вам помогут.
— Кто, мистер Брасс?
— Какая вам разница, господин Коншин, кто конкретно будет помогать? Во всяком случае, помощники будут умнее, чем тот кирилловец с изобретенной листовкой насчет престола. Но ответственность за неудачи они брать на себя не будут.
— Это несколько необычный подход, — криво улыбнулся Коншин и вытер платком внезапно вспотевшую голову. — Боюсь, что Торгпрому будет трудно принять помощь на таких условиях.
— Кто платит деньги, тот и заказывает музыку, — усмехнулся англичанин, вытащил портсигар и предложил собеседнику дорогую гаванскую сигару.
— Пока мы платим собственные деньги, мистер Брасс… Простите, я не курю. Мы создали специальный фонд из частных пожертвований.
— Частные пожертвования не бесконечны, господин Коншин. Кроме того, вам стоит задуматься, почему членам совета Торгпрома везет в делах. Благосклонное отношение к коммерческим операциям тоже не с неба падает.
Коншин понял, что хорохориться ни к чему. Он может сколько угодно надуваться, но всё будет так, как пожелает этот плотный англичанин, заботливо поправляющий на дорогих светлых брюках отглаженные складки.
— Понятно, мистер Брасс… Благодарю вас. К сожалению, я должен откланяться… Дела.
— О, пожалуйста… О делах забывать нельзя, — согласился собеседник. — Есть ещё одна небольшая просьба, господин Коншин. Организация, которую я представляю, хотела бы иметь копии тех писем, которые господа русские промышленники получают от доверенных служащих из России.
— Но это же частная переписка членов Торгпрома.
— Мне кажется, такое утверждение ошибочно. Эта переписка может принести пользу нашему общему делу. Уже одно это обстоятельство не позволяет считать её частной. Я понимаю, что получение сведений связано для господ промышленников с определенными расходами. Мы согласны возместить часть этих расходов… Скажем так — четвертую часть.
— Эти условия совершенно неприемлемы, мистер Брасс.
Может быть, Коншин ошибался в определении загадочной души русского мужика, но в определении размера процентов в возмещение понесенных расходов у него был большой практический опыт. За четверть стоимости такой товар он англичанам не отдаст.
— Хорошо, не будем горячиться. Конкретные размеры возмещения можно будет решить при более подробном обсуждении. Прошу вас передать Густаву Нобелю мою просьбу… О, простите, я совершенно забыл, что вас ждут дела…
— К сожалению, мистер Брасс… Разрешите откланяться.
— Надеюсь, что мы с вами ещё увидимся… Я рад, что наши точки зрения совпадают по всем основным вопросам.
…Когда через несколько часов англичанин выходил из отеля, скромно одетый человек вышел из-за угла ему навстречу.
Глаза мистера Брасса зорко окинули прохожего и не обнаружили ничего примечательного. Курносый нос, круглая физиономия, какие-то сонные, апатичные глаза.
«Так вот ты каков, Сидней Рейли», — равнодушно помаргивая, чтобы не выдать своего волнения, подумал чекист Кулагин, глядя вслед уезжавшему автомобилю.
По фотографии, которую показывали в Москве, хорошо запомнилось надменное, с оттопыренной нижней губой и темными глазами, лицо опаснейшего врага Советской власти, сотрудника Интеллидженс сервис.
Появление Рейли в Париже и встреча его с Коншиным ещё раз подтверждали, что эмигранты что-то затевают.
Коншин оказался в самом деле не прост. Войти в контакт с Торгпромом, как это предусматривалось планом операции, не удалось, хотя беглый петроградский банкир и согласился принять инженера Арбенова.
Встреча состоялась в конторе Коншина. Банкир выслушал инженера и внимательно ознакомился с коносаментами. Согласился, что документы подлинные, и пожелал Арбенову успеха в розыске груза.
— Меня увольте… Имею другие планы, — сухо сказал Коншин.
Планы у Коншина в самом деле были другие. На следующий день вещи Арбенова в номере гостиницы кто-то весьма тщательно проверил. А вечером, когда инженер возвращался с Больших бульваров после прогулки, неподалеку от гостиницы навстречу ему кинулись две тени.
Выручил навык работы в ОББ.[1] Один из нападавших удрал, второй со стоном свалился возле литой ограды, Арбенов ухватил его за воротник и повернул лицом к свету. Разглядел низкий лоб с косой темной челкой, крупную челюсть и мутные крохотные глаза. Поднял тонкий нож и закинул его за решетку.
Наскочили обыкновенные апаши, видимо нанятые Коншиным, чтобы завладеть коносаментами беглого русского инженера.
Визит к банкиру был ошибкой. Такой откровенной жадности и бесцеремонности он не ожидал от Коншина.
В гостиницу Арбенов не возвратился. До рассвета бродил по ночным кафе. Убедившись, что за ним нет хвоста, вызвал на встречу Крауминя и сказал, что с первым же поездом уезжает в Ниццу.