Кривя губы, Нобель молча переждал шум и выкрики, затем деловито продолжил:
— Я лично не разделяю оптимистических прогнозов насчет концессий. Комиссары — народ упорный. Они постараются своей выгодой не поступиться ни на йоту. Потому полагаю, что мы, во-первых, не должны снижать собственных усилий и, во-вторых, нас не могут смущать отдельные неудачи. Большевистским эмиссарам за границей мы должны противопоставить всё, что можно.
— Не в неудачах дело, — хмуровато возразил бритоголовый Лианозов. — Деньги счет любят. Выдали два года назад Эльвенгрену и Савинкову семьдесят тысяч франков, а господин Чичерин жив и здоров. Савинков на наши денежки своих боевиков подкормил, а Эльвенгрен в Ницце отдыхает.
— Произошла случайность, от которой никто не гарантирован, — отпарировал председательствующий, раздражаясь от неуместной реплики.
Лианозов задел больное место. Два года назад по настоянию Нобеля и князя Белосельского-Белозерского Торгпромом был создан секретный фонд на особые нужды борьбы с большевиками. Из этого фонда получил деньги нанятый Торгпромом боевик штаб-ротмистр Эльвенгрен. Из этого же фонда была выделена крупная сумма Борису Савинкову на организацию диверсии против большевистской дипломатической делегации, следовавшей через Берлин в Геную. Савинков хвастливо заверял, что его люди в два счета ухлопают руководителей делегации. Террористам удалось проникнуть на вокзал, где стоял поезд советской делегации. Но тщательно подготовленная дивереия провалилась. Ни Чичерин, ни другие руководители делегации на вокзале не появились. Они догнали в автомашинах отправившийся поезд на следующей железнодорожной станции, заняли места в вагонах и благополучно проследовали в Геную. Эльвенгрен и Савинков объяснили всё это случайностью, и Густаву Нобелю не оставалось ничего другого, как поверить в это объяснение.
— Нас не должны обескураживать неудачи, господа, — настойчиво повторил председательствующий. — В аспекте экономическом наши усилия должны оставаться прежними: расширение связей с преданными служащими наших предприятий, захваченных большевиками. Они передают, естественно не безвозмездно, информацию, ценность которой теперь возрастает с каждым днем. Нам нужно расширить ее объем. Знать, например, не только фактическое состояние шахт в Донбассе, но и планы комиссаров по их восстановлению, очередность восстановительных работ, их темпы, предполагаемые объемы добычи, потребность в оборудовании и специалистах…
— Правильно. Максимально возможная информация полезна не только с деловой точки зрения. Мы здесь в своем кругу, господа, и давайте будем называть кошку кошкой. Экономическая информация, кроме того, является и товаром, за который можно получить неплохие деньги. Покупатели на неё найдутся.
— Но это одна сторона нашей деятельности. Мы люди коммерческие и, реально оценивая обстановку, должны признать, что вторым аспектом нашей практической деятельности по борьбе с большевиками в сложившейся обстановке является уничтожение главных руководителей этого движения. Внутри России мы сейчас бессильны что-либо сделать. Нас не должны интересовать мелкие служащие, имена которых мало известны. В центре нашего внимания должны стоять такие имена, как Красин, Чичерин и им подобные. Для выполнения этого я считаю правильным объединение усилий Торгпрома с аналогичной деятельностью других групп, единых нам по взглядам на большевистское движение…
Председательствующего теперь не перебивали репликами. Старший Гукасов, налитый нездоровым жиром нефтепромышленник, бросил перебирать четки, князь Белосельский-Белозерский напряг спину, Лианозов вытирал платком шею. Все поняли, что сейчас будет сказано самое важное. Нобель умел спокойно и вроде бы холодновато анализировать обстановку и незаметно подводить слушающих к главной, требующей немедленного решения проблеме.
— В связи с тем что прямые военные акции в нашей работе теперь исключены, необходимо решить вопрос о равноценной их замене.
— Военные акции можно заменить только военными, — не удержался Лианозов.
— Но всё-таки вы, Роман Петрович, видимо, не думаете, что Торгпром сможет набрать армию и послать её завоевывать Россию. Нам нужно развивать несколько иные формы военной деятельности и направлять остриё туда, где в нынешних условиях наши затраты могут дать наибольший эффект…
Старший Гукасов засопел и тряхнул янтарными четками. На заседаниях нефтепромышленник предпочитал молчать и слушать. Обстоятельно переваривать услышанное и вдруг озаряться идеей, которую он принимался осуществлять с фанатичным восточным упрямством.
— Сейчас главная наша цель — это противодействие всеми возможными методами дипломатическим эмиссарам красных…
— Рэзать! — гулко выкрикнул Гукасов, округлив оливковые глаза. — Рэзать надо! Комиссаров, большевиков… Всех рэзать!
— Позвольте, господа! — Из-за стола встал низенький, с ухоженной бородкой, банкир Коншин и повернулся к побагровевшему нефтепромышленнику: — Давайте будем выбирать для выражения наших мыслей более… этичные выражения. Я полностью согласен с председательствующим. Тем более, что здесь, в дружественной стране, сочувственно относящейся к нашей борьбе против большевизма, есть практическая возможность осуществить противодействие. Однако мы обязаны считаться с законами Французской республики и поступать так, чтобы не поставить наших друзей в затруднительное положение…
— Совершенно справедливое уточнение, господин Коншин, — поддержал банкира Нобель. — Кроме французских законов мы должны учитывать прессу, общественное мнение, а также тот прискорбный факт, что левые газеты и здешние коммунистические ячейки стараются предать широкой огласке любой наш промах. Мы должны быть предельно осмотрительны, дабы не запятнать репутацию Торгпрома. Не забывайте, господа, что все мы ведём нормальные деловые операции, и газетная болтовня может повредить этой стороне нашей деятельности… Генерал Волошин снова обратился ко мне с предложением о совместных действиях.
— Кирилловец! — протестующе крикнул Белосельский-Белозерский. — Не может быть и речи!
— Никаких контактов с монархистами!
— Позорный союз!
— Я понимаю, господа, — настойчиво продолжил Нобель, когда утих шум. — Вы сами хотите быть российскими самодержцами. Но всё-таки сейчас мы должны объединять силы. Бог всегда на стороне больших батальонов — не забывайте эту мудрость. Мы и так слишком много потеряли оттого, что одни ратовали за Учредительное собрание, другие уповали на хозяйственных мужиков, а третьи пытались взгромоздить на престол обветшавших Романовых. Я считаю, что нам нужно принять предложение. Не поступаясь нашей политической платформой и принципами будущей политической власти в России, мы можем пойти на сотрудничество в ограниченных, сугубо утилитарных рамках, о которых я говорил сегодня… У нас есть деньги, а у кирилловцев найдутся смелые офицеры. Я понимаю ваши возражения, Роман Петрович, но вы же не рискнете сами стрелять в комиссара…
Лианозов крякнул и принялся вычерчивать замысловатые завитушки на листе бумаги.
— Кроме того, в случае неудачи кирилловцы будут для нас отличным громоотводом…
— Рэзать! — побагровев, выкрикнул Гукасов-старший.
Нобель поморщился. Выкрики нефтепромышленника раскрывали суть того, что старательно прятал за обтекаемыми словами миллионер Нобель, который владел акциями в добром десятке крупных русских промышленных компаний и банков. В восемнадцатом году Нобель даже вступил в члены шведского стрелкового клуба, чтобы в случае революционного восстания в Европе лично занять место с винтовкой в руках в карательном отряде.
Торгпром постановил согласиться на негласное сотрудничество с кирилловцами и оказать им финансовую помощь в проведении известных акций. Однако, памятуя провал в Берлине, в решение внесли уточнение: сначала дело, а основная плата потом, в зависимости от результатов. Кредит, как известно, портит отношения.