Гимназию Анетта окончила с отличными оценками по химии и биологии, с приличными знаниями немецкого языка и положительной характеристикой. Когда она объявила отцу, что собирается поступать в медицинский или на фармакологический, Кушев отрезал: только фармакология. Ему не было известно о тайной связи дочери с молодым больничным врачом, попавшим в их город по распределению, ни о его влиянии на выбор Анетты. Он связывал его с влечением к естественным наукам, что в определенной мере было верно, но был категорически против медицины. Медицина у нас в загоне, втолковывал он дочери, потому как она стала бесплатной и государственной. Врач превратился в низкооплачиваемого чиновника с постоянной головной болью и выматывающей ответственностью. Я уготовил тебе торговое образование, которое вылилось бы в непрерывные поездки, но вижу, что в этой области женщине не приходится рассчитывать на многое. Вот аптекарское дело… Фармацевтика, поправляла его Анетта… Хорошо, фармацевтика – это доброе дело, тут и подработать можно, кроме того, всякие лаборатории, экспертные комиссии и прочее. Профессия сугубо женская, тебе она подойдет, так что полный вперед!
Анетта отправилась к дальним родственникам в столицу, где предполагались ее занятия с репетиторами, а в соседнем вагоне ехал молодой эскулап, чей отпуск впоследствии был использован молодой абитуриенткой многосторонне и до предела.
На пороге своего кабинета Григор Арнаудов прощался с инженером Балчевым. Они угробили довольно много времени, убеждая друг друга, насколько необходима родной фармацевтике новая автоматизированная система второго поколения и насколько непросто импортирующей организации выцарапать ее у самых лучших фирм и выгодно купить, да к тому же в кратчайшие сроки. Они были знакомы с того времени, когда Балчев был избран в своем смешанном объединении на пост заместителя генерального директора, встречались на совещаниях, иногда обменивались служебными сплетнями. Арнаудов, генеральный директор крупной внешнеторговой организации, солидный осанистый мужчина, был старше не только по рангу, но и по возрасту, располагал связями в высших сферах, в то время как Балчев пока еще только набирал скорость и высоту. Инженеры – специалисты разного профиля – они оба накопили житейский и руководящий опыт, пользовались доверием, однако сильно различались по характеру. Несмотря на солидный возраст, Балчев был холостяком, ловцом женских сердец. Покинув семью, жил достаточно безалаберно, накопление было ему чуждо, и, несмотря на приличные доходы, он часто брал в долг, не афишируя эти акции. С начальством держался независимо, от него можно было услышать нелицеприятную оценку, резкую реплику, за которой проглядывал юный задор. Балчеву удалось сохранить тонкий стан и спортивную походку, в выходные дни его можно было встретить то на турбазе в горах, то в бассейне, ну и, конечно же, в каком-нибудь придорожном ресторанчике, в окружении друзей, а чаще – подруг, которые липли к нему, как насекомые к молодому цветущему бурьяну. Ох, женщины, жизнь коротка, но сладка… – любил говаривать Балчев, сопровождая это замечание обезоруживающей улыбкой. Он заводил знакомства стихийно, без оглядки и особенного подбора, хотя прекрасно чувствовал границу доверия, за которую виртуозно не переступал. Он не знал, что подобный нрав достался ему по наследству от деда, красавца-музыканта.
Григор Арнаудов, высокий, плотный, с выразительными темными глазами и тронутой сединой гривой, в свои пятьдесят с небольшим был по натуре почти полной противоположностью Балчеву: активный карьеризм, страсть к недвижимому имуществу и блеску в обществе удачно сочетались с необычайной для болгарина организованностью и трезвым подходом к людям. Строгий к окружающим и взыскательный к самому себе, бывший сельский паренек успешно окончил гимназию в ближайшем городе и с легкостью получил диплом инженера в столице, еще в юности выработал в себе качества, которые, вероятно, были обусловлены наследственной канвой, – он был тактичен, немногословен, спокоен и тверд в своих решениях. В спор вступал редко, всегда был подготовлен к неожиданностям, и если замечал, что увязает, мастерски, не теряя достоинства, умел давать задний ход. Более того, эта его изворотливость усиливала впечатление серьезности. Он поддерживал многочисленные знакомства, друзей было мало, все строго подобранные, можно сказать – после предварительной разведки. Пил умеренно, особенно в компаниях, с нежным полом был ловок, но всегда все оставалось в тайне – никто не видал его с чужой женщиной, и это было не случайно: свои интимные встречи он организовывал с виртуозной предусмотрительностью и осторожностью, никогда не терял головы из-за женщины, да и вообще увлекался крайне редко. На работе за ним не числилось ни одного грубого нарушения законов и распоряжений, никогда он не ставил подписи, не убедившись в правильности документа, был точен в личных расчетах и расходах – до лева. Одним словом, Григор Арнаудов был человеком строгих правил, серьезным и внушительным, пользовавшимся одинаковым уважением у подчиненных и у начальства.
И сейчас, провожая Балчева до дверей своего кабинета, он пожал ему руку и произнес, глядя прямо в глаза:
– Ну будь здоров, Балчев! Сделке дам ход только после того, как будут завизированы дополнительные лимиты. Так что между нами все выяснено. Привет Комитову.
Тяжелая, обшитая дермантином, дверь беззвучно захлопнулась, Арнаудов постоял несколько мгновений в раздумье и позвал секретаршу. В кабинет вошла стройная женщина лет тридцати, в очках в крупной яркой оправе. Зажав кожаные папки под мышкой, она присела у огромного стола, поправила юбку и замерла в почтительном ожидании.
– Горева, – произнес Арнаудов, просматривая кипу бумаг, – не вижу протокола последнего заседания.
Секретарша вынула из папки несколько листов, соединенных импортной скрепкой, и подала их, сообщив, что только что перепечатала его начисто.
Арнаудов пробежал глазами первую страницу, пролистал следующие и отложил их на угол стола.
– Второе – материалы для коллегии. Секретарша открыла кожаную папку и подала начальнику несколько бланков с картонными уголками.
– Так. Надеюсь, ошибок нет. Как мы договаривались, за каждую – штраф. По леву, не так ли? – Горева неловко улыбнулась. – Или больше?
– Нет ошибок, товарищ генеральный, я два раза проверяла…
– Верю, Горева, хотя верить, само по себе, абсурдно… – Арнаудов мрачновато усмехнулся, что было знаком доброго расположения духа. – Знаешь, кто это сказал?
Секретарша смущенно пожала плечами.
– В другой раз скажу… – неожиданно отступился Арнаудов, так как вообще не знал автора сентенции. Он поглядел на Гореву, которая с виноватым видом ждала дальнейших распоряжений. Можно было назвать любое имя философа или государственного деятеля, в крайнем случае, писателя, но не в его привычках было сочинять. Да и впоследствии ошибка может выплыть, а это недопустимо.
– В другой раз, Горева, при подходящем случае… Дай мне теперь телексы и телеграммы.
Разумеется, Горева записывала все замечания и указания. Через полчаса на его стол лягут листы с этими указаниями для контроля. Генеральный имел привычку лично следить за исполнением своих распоряжений, и именно это его постоянство заставляло все учреждение всегда быть начеку.
С делами было покончено, и Арнаудову следовало бы отпустить свою помощницу, однако он задержал ее.
– Горева, есть у меня к тебе один вопрос, хотя ты можешь не отвечать… Слушай, ведь ты вела протокол на встрече со строителями?
Секретарша кивнула.
– Так. Я прочитал протокол дважды, но так и не понял, обиделся Динев или нет?
Горева напряглась.
– Я хочу выяснить для себя: вправду Динев был задет или я ошибаюсь?
– Мне кажется, он был задет, товарищ генеральный.
– Верно. А почему?
Горева снова сжалась.
– Как вам сказать…
– Как думаешь.
– Мне кажется, из-за того, что вы попросили справку о лимитах…
– По телефону?
– Да.
– И что же?
– Ну, если вы помните, точно тогда был звонок по прямому, вы начали разговаривать, а Динев что-то пробормотал, вы даже не заметили.