— Н-не знаю, — она понемногу успокаивается, — но тогда, под Цхинвалом, было так же…. Чувство, что идешь прямо в засаду, на верную смерть…. Но у нас был приказ — и мы пошли.
— Теперь у нас тоже есть приказ, — негромко говорю я, — впрочем, если хочешь, можешь остаться. Ничего тебе за это не будет. Я обещаю.
— Ни за что, Павел Павлович, я только с Вами… — тихо проговорила она и и вцепилась в мою руку как клещ. Ну, другого ответа я от нее не ждал.
В удаленной бухточке, у бревенчатого причала, нас ждал катер. Нас — это меня, Дашу и Вадима, одного из охранников. Остальные останутся здесь и будут весь месяц изображать рыбачий лагерь. Накрапывает мелкий дождик — это хорошо, за его пеленой не будет видно, что мы направились не к каменистым отмелям, а к маячащим на внешнем рейде военным кораблям. Я поплотнее затянул молнию на кожаной куртке — середина августа, а погода вполне осенняя.
— Застегнись! — показываю я Дашеньке на расстегнутую до пупа куртку. — Простынешь еще, а тебе это вредно.
— Ерунда! — раздраженно дергает она головой, но язычок молнии все-таки поднимает до середины груди.
Дождь, ветер, туманная дымка, затягивающая берег; неласково прощается с нами Владивосток. Смотрю на приближающийся серый борт с большими белыми цифрами «081». Наш новый временный дом на волнах… Устал я от временного, хочу постоянного. Но таков долг моей службы.
Тогда же и там же.
Старший лейтенант запаса ВДВ Дарья Спиридонова, 32 года.
Иногда мне кажется, что я скоро не выдержу. Что брошусь перед ним на колени с криком: «Я люблю тебя!» — и буду рыдать, заходясь в истерике… И тут же меня передергивает — ффу, ужас, какая дешевая мелодрама… Точнее, индийский фильм. Когда-то девочкой я их любила — да-да, хоть и стыдно признаться…
Я вообще была тогда сентиментальна. И слишком чувствительна. Решила в себе это искоренить. Для этого и пошла на такую службу… Ломала себя, воспитывала, сквозь слезы, боль, тяжелые тренировки. Я лезла вперед, стиснув зубы. Каждая победа над собой прибавляла мне уверенности. Да — я становилась крутой… Ловкой, сильной, стремительной и опасной, как гремучая змея. От собственной крутизны моя самооценка просто зашкаливала. Поклонники? О да, я сама выбирала парней, упиваясь тем, что контролирую свои чувства и без труда расстаюсь со своим любовниками, как только они мне надоедают. Конкурс был по пятьсот человек на место — девочка с обложки журнала, гордость разведполка ВДВ. Собственно, не так уж много их и было, этих любовников. Уточню — не так много, чтобы это повлияло на репутацию, но и не так мало, чтобы вызвать подозрения в нетрадиционной ориентации. И еще никогда среди них не было начальства, хотя желающих было хоть отбавляй. В такие игры я никогда не играла, и играть не собиралась. Наверное, потому потом и погорела. А может, иначе было бы еще хуже.
Я нравилась себе все больше и больше. Я была солдатом, я хладнокровно убивала врагов моей родины. С каждым убитым стальной блеск в моих глазах становился все ярче и холодней. Одновременно с этим я стала забывать, что я женщина. К этому-то я и стремилась — избавиться от всего того, что делало меня слабой по сравнению с мужчинами. Я была на пике, на вершине своей самодостаточности, которая, благодаря трагической случайности, оказалась просто фикцией.
Конечно же, я могла предполагать, что со мной может произойти нечто подобное. Это война… Никакой гарантии, что выйдешь из очередной переделки целой или живой. Но все же я верила в свою счастливую звезду. Или это так кружила мне голову моя шальная самоуверенность… Я была убеждена, что являюсь неуязвимой. Кто угодно может пострадать, погибнуть — но только не я… В худшем случае меня может просто царапнуть — но от этого ничего не изменится…
И вот мне был преподнесен урок. Пожалуй, самый важный за всю мою жизнь. Он показал мне, что я — не сверхсущество, как мне хотелось бы думать, а обычный человек, и, более того, обычная, из плоти и крови, женщина…
Приложило нас тогда здорово. Несколько месяцев я валялась в госпитале между жизнью и смертью, но наши военные врачи хорошо постарались — и вытащили меня из неминуемой могилы. Потом были два с половиной года попыток реабилитации по санаториям и вердикт врачей — негодна! Боль, страх, растерянность, одиночество — все это навалилось на меня так внезапно, что я просто окаменела под этим непосильным грузом. Я задавала себе лишь один вопрос: «Кто я теперь?» Только недавно я была бойцом, я выполняла трудные задачи, я брала — и оправдывала — ответственность, от меня многое зависело, со мной считались, советовались, меня ценили и уважали. А теперь я — бессильная, с подорванным здоровьем, ничего не значащая человеческая единица, и никакая служба мне больше не светит; да, я просто кусок плоти — страдающей и слабой, слабой, и это самое ужасное, ведь я вернулась к тому, от чего пыталась уйти… С ужасающей ясностью я вновь почувствовала себя БАБОЙ, женщиной… И особенно больно было это осознание потому, что врачи, пряча глаза, сообщили, что у меня наверняка будут проблемы с вынашиванием детей…