И вот — месяцы тяжелейшей депрессии, когда я пыталась научиться просто жить обычной жизнью. Это удавалось плохо. И дело было даже не в бытовой неустроенности. Мне все время казалось, что когда-то я упустила что-то очень важное. Я снова хотела найти это важное, но в то же время боялась. Но оно стало возвращаться само, постепенно…
Я пыталась быть женственной. Я стала ходить в парикмахерскую и пользоваться косметикой… И теперь мне хотелось тепла и любви, хотелось постоянного мужчину, семью, но почему-то мужчины меня избегали. Избегали в том смысле, что не желали заводить со мной длительные отношения. Один из них как-то признался, будучи слегка под хмельком: «Глаза у тебя жуткие, Дашка… Холодные… Так и кажется, что вот внезапно схватишься за нож и прикончишь…»
С этим надо было что-то делать. Но я знала, точнее, интуитивно чувствовала, что нелегко будет растопить этот лед — пожалуй, только тот справится, кто полюбит меня вот такой, какая я есть…
А потом появился Одинцов… Ворвался в мою жизнь со стремительной грацией носорога — когда я уже думала, что она совсем кончена и я на самом дне — взял за руку и повел за собой. Не знаю, как это объяснить, но я сразу поняла, что это именно ему суждено отогреть мое сердце. Рядом с ним всегда было тепло, как у жерла вулкана. Он позаботился обо мне. Это, конечно, была отеческая забота, но я полюбила его — мучительно и безнадежно. Первое время мне даже было все равно, ответит ли он мне взаимностью. Я ощущала, как любовь меняет меня — удивленно я прислушивалась к тому, что шепчет мне моя душа. А она говорила, что ей хорошо, и она почти счастлива… Ведь это же самое важное — когда рядом человек, которому ты веришь и на которого можешь опереться в трудную минуту.
Я послушно выполняла все, что он мне говорил, и одновременно оживала, оттаивала, будто после долгой зимней спячки. Находясь возле Одинцова, я острее ощущала краски этого мира. И еще во мне просыпалось что-то такое, необъяснимое — наверное, это можно назвать женской сутью… Такое было со мной впервые.
Но он… Он считает себя слишком старым. Я-то вижу, и точно знаю, что он тоже любит меня по-своему, но не может дать себе волю, потому что убежден, что я непременно найду кого-нибудь получше — в смысле, помоложе. Вот такой у нас с ним странный тандем… Я тоскую, не смея признаться, а он сдерживает себя, думая, что таким образом оказывает мне добрую услугу… Не знаю, к чему это все в итоге приведет. Говорю же, иногда на меня просто безумие какое-то накатывает, когда хочется выплеснуть свои эмоции и во всем признаться. Порыдать, заламывая руки… Может, тогда он наконец поймет хоть что-то… Но, конечно же, я никогда этого не сделаю. И не потому, что это было бы «так по-женски», точнее «по-бабски». Просто, не будучи уверенной в результате такой демонстрации, я не хочу ломать то теплое и трепетное, что есть между нами сейчас… А там видно будет.
15 августа 2017 года. 12–00, Залив Петра Великого, борт БДК «Николай Вилков».
Спецпредставитель Президента Павел Павлович Одинцов, 52 года
Звуки «Прощанья Славянки» рвутся из динамиков. На ровной глади моря выстроились в кильватерную колонну уходящие в поход корабли — практически все, что осталось от былой советской роскоши. Три больших противолодочных корабля — «Адмирал Трибуц», «Адмирал Виноградов» и «Адмирал Пантенлеев», наш БДК «Николай Вилков» и танкер «Борис Бутома». На траверзе Фокино к нам присоединятся эсминец «Быстрый» и флагман Тихоокеанского Флота, ракетный крейсер «Варяг», которых сопровождают малые ракетные корабли океанской зоны типа «Овод». Все корабли еще советской постройки, и их недостаточно — а значит, фактически флот надо строить заново. А для этого еще работы … начать и кончить. И в экономике, и в политике. Вот давеча я предложил ВВП разогнать правительство — а что будет, если он так и сделает, если вместо Медведевых и Дворковичей наберет во власть Рагозиных и Холманских, о чем разговоры идут уже два года?
Люди-то найдутся, не оскудела Россия ни талантами, ни патриотами. Но что в таком случае будут делать наши заклятые «партнеры» из НАТО? При слове «партнеры» у меня из сознания выскакивает только одно прилагательное «половые»… В честное деловое партнерство с Европой я не верю — все время, еще с эпохи Петра, с Северной войны, Европа стремилась решать за счет России какие-то свои крупные или мелкие меркантильные интересы. И недовольно морщилась, когда в результате этих комбинаций Россия тоже имела территориальные приращения. Потом была Семилетняя война, Наполеоновские войны, эпоха Венского конгресса, которая закончилась катастрофой Крымской войны и Парижским трактатом. Потом Александр II поднял Россию с колен, и после русско-турецкой войны старушка Европа снова бросилась всей толпой укрощать Россию на Берлинском конгрессе. Даже Германия, воссоединение которой произошло не без участия Александра II, и та присоединилась к врагам России. У Царя-Освободителя было полное право воскликнуть: «И ты, Брут?!».