— Иди садись сюда, Илемби, — сказал Кестюк, уступая ей свое место на пеньке, — устала, наверно.
Илемби села на пень, сняла сандалии и стала вытряхивать из них песок. У Ильдера лопнуло терпение.
— Говорил же я тебе, Кестюк… — начал он.
— Что, думаешь, не выполнила задание? — произнесла наконец Илемби.
— Если выполнила, так что ж молчишь?
— И задание выполнила, и ягод наелась досыта. Вот, глядите! — она высунула язык — он был весь черный от черники.
— Какие ягоды? — Кестюк посмотрел на нее с недоумением. — Что это ты городишь?
— А то, что чепуха все это… Не похож дом лесника на место, где прячутся преступники. И во дворе у них ничего подозрительного нет.
— А ты что думала, во дворе пулемет выставят? — съехидничал Ильдер.
— Ага, пушку мечтала увидеть, — ответила Илемби. — Помолчи уж лучше, фантазер.
— Ты расскажи все по порядку: познакомилась с ней? — спросил Кестюк, делая вид, что не замечает их перебранки.
— А ты как думал… Все про нее узнала. Зовут Маюк. У нее отца нет, а мать больная, так она дома все-все по хозяйству делает. А сейчас мать в санаторий отправили, вот она у тетки и живет. Я ей сказала, что у меня друзья — одни мальчишки. Она удивилась, но разрешила и вам приходить. Пригласила на завтра. Пойдемте? Да, чуть не забыла. Для Захарки узнала, как собаку звать: Трезором. Огромный, страшный, чужих за километр чует.
Услышав имя Захарки, Кестюк с Ильдером переглянулись.
— Ну что, значит, завтра идем все вместе! — закончила Илемби и обвела взглядом ребят: — А где же остальные?
— А про того… ну про Евсея-то Пантелеевича слышала? — спросили хором Гера с Геной. Они сегодня были без задания и, конечно, чуть-чуть завидовали Илемби.
— Про Евсея Пантелеевича Маюк ни разу не упомянула. А сама я спросить не решилась.
— А про сломанную трубку ничего не говорила? — спросил Ильдер.
— Нет.
Ребята загалдели, начали обсуждать дальнейшие действия. Каждый что-то предлагал. Илемби надела сандалии, посидела молча, наблюдая за мальчишками, и вдруг вспомнила:
— Ой! Ребята! Знаете, кто помог мне познакомиться с Маюк?
— Кто?!
Все смотрели на Илемби.
— Один человек с желтым портфелем!
Ребята насторожились.
— А может, это и есть Евсей Пантелеевич? — вдруг сказал не то Гера не то Гена.
— Эх, говорил же я! — начал снова Ильдер. — Девчонка и есть девчонка: цветочки, ягодки, а самое-то главное…
— Погоди ты, — оборвал его Кестюк и обратился к Илемби: — А ты расскажи, как выглядел этот с портфелем.
Илемби подробно описала молодого командированного и свой разговор с ним.
Ребята снова загалдели. В общем шуме было слышно: «Ну и провел он тебя! Вот так разведчица! Даже, как звать, не узнала!»
Илемби виновато развела руками и сказала негромко:
— Думайте что хотите, а только, по-моему, не может этот человек быть преступником.
А про себя подумала: «Если кто-то хочет спрятаться в доме, разве будет он по дороге разговаривать с незнакомой девчонкой?» Вслух говорить этого не стала. Тут Кестюк сказал:
— Обождите. Кажется. Никон сюда спешит.
— Что-то важное случилось, — заметил Ильдер, — никогда не видел, чтобы Никон так торопился. Сейчас узнаем…
— Ребята, — сказал Никон, — лесничиха только что была у нас дома…
И он передал все подробности подслушанного разговора. После этого Илемби громко сказала, посмотрев почему-то на Ильдера:
— Ну что, слыхали? Евсей Пантелеевич должен быть старше лесника, а мой лесовод совсем молодой! — Она повторила для Никона свой рассказ и в конце спросила: — Ну разве я не права?
— Трудно сказать, — ответил Никон, — ведь если предположить, что лесник — преступник, то он своей жене может и не сказать правды…
Ребята помолчали. Потом Никон спросил:
— А где Захарка?
— Ушел к кордону, и вот нету все, — ответил Кестюк. — Может, скоро подойдет.
Однако Захарку в этот вечер ребята так и не дождались.
8
Захарка со своей собакой сначала держался шагах в ста от Илемби. Иногда он останавливался, внимательно осматривался. Человека в шляпе он увидел раньше, чем девочка. Захарка встревожился и решил на всякий случай подойти поближе к Илемби. Так он и следовал за ними до самого кордона. Илемби и незнакомец вошли в дом. Их облаял пес, с которым Захарке предстояло наладить отношения. Забор был щелястый, и Захарка хорошо все видел и даже слышал. Ну и звонкие голоса у этих девчонок!..
Когда же наконец донеслось: «А как собаку вашу величают?» — толстые губы Захарки сами собой расплылись в улыбке. «Для меня Илемби старается, — сказал он про себя. — Значит, Трезором зовут. Ладно…»