— На Кенашское шоссе? — все так же хрипло переспросил лесник.
— Ну да, чтобы не возвращаться в город.
Садков почему-то ответил не сразу. Видно, задумался. А в это время наверху у Захарки ужас как засвербило в носу. «Все пропало, сейчас чихну», — подумал бедный Захарка. Он прикусил нижнюю губу и зажал нос пальцами.
— Пешком придется топать, — сказал внизу лесник.
— Ладно, — согласился Евсей Пантелеевич, — может, так даже и лучше. Сегодня переночуем, а завтра пораньше тронемся дальше.
— Ну, сами знаете, как вам надо, — тихо отозвался лесник. — А теперича идемте в дом…
— Постой! — остановил его Евсей Пантелеевич и тихо-тихо так прошипел: — Если что случится, станут тебя спрашивать, чтобы ни-ни!.. Понял?
— Как не понять, — промямлил лесник.
— Не то придется вспомнить твои гродненские грехи. И поминай как звали… Так-то, голубчик, — заключил Евсей Пантелеевич.
Наверху слышно было, как во время разговора открывали погреб, наверно, прятали вещи.
Между тем Захарка уже задыхался, корчился в пыльной соломе.
— А-апчхи! — наконец не выдержал он.
— Кто-то чихнул? — донесся снизу встревоженный голос Евсея Пантелеевича. — Слышали?
— Точно, — ответил змееглазый. — Вон там, в курятнике.
Слышно было, как скрипнула дверь, потом чиркнули спичкой и удивленный голос сказал:
— Что за чертовщина! Здесь никого нет!
На этом, может быть, все бы и кончилось, но Захарка, красный и потный от волнения, чихнул еще, а потом и еще два раза.
И тут же змееглазый проревел на весь сараи:
— Он там, наверху!..
Нижние перекладины лестницы заскрипели. Захарка понял, что надо вылезать. Нарочно громко шурша и продолжая чихать, он выбрался из-под соломы, быстро прикрыл Кестюка получше и, придвинувшись к краю навеса, спустил ноги вниз. Лестница оказалась немного левее Захарки. На ней стоял змееглазый… Захарка, опершись о край помоста руками, лихорадочно соображал, что бы ему наврать там, внизу. Стал нашаривать правой ногой верхнюю ступеньку лестницы, висящей вдоль стены на толстых железных крючьях. В это время змееглазый схватил Захарку за ногу и сильно дернул. Мальчик чуть было не загремел с двухметровой высоты, но все-таки ему удалось удержаться. «Плохо дело, — мелькнуло у него в голове, — но еще хуже будет, если они и Кестюка найдут». И тут же заныл, захлюпал носом.
— Ой, дяденька, больно, не дергайте так, я сам спущусь, тут котенок такой хорошенький, я сейчас вам все расскажу…
Медленно спускаясь по лестнице, он все ныл и приговаривал:
— Не думайте, дяденька, я не за яйцами на сеновал залез, я там котеночка видел.
«Вот это артист, — сказал про себя Кестюк, — я бы, наверно, так не смог…»
Серенького котенка Захарка действительно видел еще вчера, когда сидел в кустах возле забора. «Только бы не напутать чего, не сбиться», — подумал он и, спустившись с лестницы, еще несколько раз звонко чихнул.
Захаркино нытье, видимо, несколько успокоило гостей лесника. Может быть, они приняли мальчишку за какого-нибудь его родственника.
— Ну-ка пойдем на свет, посмотрим, кто ты есть? — и змееглазый схватил мальчика за руку.
Захарка не стал сопротивляться. Шмыгая носом и заикаясь, он продолжал:
— Вот посмотрите, дяденька, карманы… пустые у меня. Честно говорю, за котенком туда залез. Серенький такой…
Змееглазый молча ткнул его кулаком в спину, и Захарка оказался перед Евсеем Пантелеевичем. Высокий, худой, со страшными черными глазами навыкате, он больно схватил Захарку жесткими пальцами за ухо.
— А ну говори, кто ты такой? Зачем туда залез?
От боли Захарка на миг забыл не только о вчерашнем котенке, но и вообще обо всем. Евсей Пантелеевич дернул за ухо еще раз, и, как ни странно, от этого Захарка пришел в себя.
— Говори! А не то оторву совсем!
Захарка с мольбой посмотрел на Садкова.
— Я… я не хотел воровать яйца… Увидел в лесу котенка серенького… вот и… хотел домой к себе унести. Погнался за ним, а он в сарай… Я… котят очень люблю…
Тут Захарка заметил, что лесник как будто смотрит на него с сочувствием. Это ободрило его.
— Я… побежал за ним в сарай, а тут собака ваша залаяла… И вы сами вышли… Я спрятался на сеновале, а тут вы все в сарай пришли… — И он как мог робко взглянул на Евсея Пантелеевича, все еще державшего его за ухо. Потом перевел взгляд на лесника. — Простите меня, дяденька, я больше и близко к кордону не подойду!..
— А где же твой котенок, черт возьми! — чуть ослабив хватку, спросил Евсей Пантелеевич.
— Убежал, в щелку выскочил… Не успел я его поймать…
— Евсей Пантелеевич, — заговорил вдруг лесник, — мальчишка-то вроде не врет. Я тоже видел, бродил тут какой-то котенок. С поселку, что ль, его кто-то подбросил… Ладно уж, пущай идет себе домой. Мальчонка-то, похоже, не из воришек. А ты смотри… Чтоб забыл, как по чужим сараям лазить!
Захарка уже было обрадовался, что так все хорошо оборачивается, но Евсей Пантелеевич усмехнулся и оттолкнул Захарку подальше в сарай. А сам поворотился к леснику и отрезал:
— Слишком ты легко веришь людям. Садков! А если он подслушивал наш разговор?.. Знаю я этих пионеров: через час сюда милиция заявится! Так ведь, а?
— Не понимаю, чего вы… — пробормотал Захарка, потирая горящее ухо. — Откуда мне понять, о чем вы говорили…
— Значит, не понимаешь? Так-так… А ну-ка говори, кто тебя подослал?! — Страшные глаза Евсея Пантелеевича впились в Захаркино лицо.
— Ну вот что, — не выдержал наконец змееглазый. — Вон погреб. Пусть посидит там пару суток.
Лесник явно не одобрял такое предложение.
— Так мне ж придется ответ держать, — буркнул он. — Малец же не без языка. Всем потом расскажет, что я его в погребе держал. Да и искать придут. Что я скажу людям?
— Скажите, какой совестливый стал, — скривился в усмешке Евсей Пантелеевич. — Объяснишь, что решил наказать мальчишку за воровство. Можешь для убедительности бросить ему в погреб несколько яиц. Вот и все. Ясно?
«Неплохо все выходит», — решил Захарка. И когда его заталкивали в погреб, он бубнил что-то и сопротивлялся лишь для виду. «Дальше видно будет, сколько суток я здесь просижу», — почти с радостью подумал он, спускаясь по узкой лестнице в сырую темноту погреба.
Кестюк, лежа в соломе, хорошо все слышал. У него тоже от пыли першило в горле и зудело в носу.
— Перекусим немного, чуток отдохнем и в путь. Напрямик через лес, — послышался голос Евсея Пантелеевича.
— Уж больно скоро, — сказал Садков. — Куда ж на ночь-то глядя?
— А вот ты нас и проводишь через свой лес. Может, и лучше ночью-то. У меня что-то душа не на месте. В нашем деле, как у саперов, ошибаются только раз… Ладно, пошли.
Стукнула дверь сарая, потом слышно было, как протопали по ступенькам крыльца, хлопнула входная дверь дома, и все смолкло.
«Надо быстро бежать в город, — решил Кестюк, спускаясь с сеновала. — Самим нам с этими бандитами не справиться. Сейчас выручу Захарку — и дунем напрямки. Эх и дернуло же нас залезть в сарай! Сейчас бы уже на полдороге были. Хоть бы они погостили у лесника часика два…»
Спустившись, Кестюк увидел, что на крышке погреба что-то лежит. Оказалось, мешок с какими-то железками. «Тяжелый какой, — прошептал Кестюк, пытаясь сдвинуть мешок. — И чем это он набит?»
— Кестюк! — донеслось снизу. — Это ты?
— Сейчас я тебя выпущу, тут они мешок сверху положили, — отозвался Кестюк.
— Ты беги лучше быстрее в город, — сказал Захарка, — а я тут посижу пока, а то они хватятся меня, так и утекут мигом.
Кестюк хотя и понимал, что Захарка верно говорит, но оставить товарища в погребе не мог. Он снова взялся за мешок, внутри которого что-то сильно звякнуло. Кестюк замер. Но было уже поздно. Дверь сарая отворилась:
— То-то, гаденыши! Я так и думал: уж больно легко полез он в погреб! — хохотнул змееглазый.
Одной рукой сдвинул мешок, откинул крышку погреба и пинком скинул Кестюка вниз.