(Флаттер — одно из самых опасных явлений, известных аэродинамикам. Так называются самовозбуждающиеся колебания, которые могут возникнуть в конструкции летательного аппарата под действием больших нагрузок. Флаттер добавляет к уже существующим упругим деформациям конструкции дополнительные инерционные и аэродинамические силы, приводя к быстрому ее разрушению. Особенно опасен флаттер для крыльев. Изгибно-крутильный момент, возникающий на крыле, ведет к его все ускоряющемуся раскачиванию и отрыву от фюзеляжа.)
Видимость в этом чистом французском небе была великолепной, и Громов по рыскающим движениям «Миража» понял, что произошло. Но помочь чем-то Жаку Арто он не мог. Даже не успевал дать совета. Истребители стремительно сближались. Между ними оставалось чуть больше километра, когда «Мираж» начал рассыпаться в воздухе. От него полетели куски. Зрители внизу оцепенели от ужаса.
— Жак, катапультируйся! — в унисон закричали Громов и диспетчер авиасалона.
Арто и сам понял, что машину спасти не удастся. Это было выше скромных человеческих сил. Но, к сожалению, ни одна катапульта не срабатывает мгновенно. Задержка срабатывания у катапульты «Миража» составила две секунды. За это время у «Миража» успело отвалиться правое крыло, и истребитель свалился в штопор. Удаление между перехватчиками составляло всего триста метров. Майор так и не сумел заставить себя уйти в сторону. В конце концов, это стоило жизни французскому пилоту.
От «Миража» отделился отброшенный системой катапультирования фонарь. Вспышка озарила кабину, и катапультное кресло с огромным ускорением вылетело, покидая гибнущий самолет. Угол между линией горизонта и траекторией катапультирования составлял шестьдесят пять градусов. На скорости сто тридцать метров в секунду катапультное кресло вместе с пилотом — капитаном французских ВВС Жаком Арто — врезалось в фюзеляж летящего навстречу «Су-27»,
Арто погиб мгновенно. Его просто расплющило при ударе. Катапультное кресло — словно выпущенное из пушки ядро — разворотило фюзеляж российского истребителя, перебив проводку управления и разрушив левый двигатель, который сразу же загорелся. Самолет мгновенно перестал слушаться пилота; завыла система аварийного оповещения. «Су-27» свалился в неуправляемый штопор точно так же, как французский «Мираж» за несколько секунд до этого.
Громов не колебался. Он не знал, что именно врезалось в его самолет (то, что это может быть катапультное кресло с Жаком Арто, он и представить себе не мог), но действовал быстро. Это было не первое его катапультирование, и работал Громов на чистом «автомате». Он прижался затылком к заголовнику кресла и резко потянул за держки катапульты.
«Су-27» падал вниз, за ним тянулся шлейф черного жирного дыма, а Громов ждал, когда сработает система катапультирования. Восприятие времени изменилось. Секунды растягивались, воздух стал плотным и текучим, как вода. И только земля приближалась с устрашающей скоростью. Широко открытыми глазами Громов смотрел на зеленое поле аэродрома, которое надвигалось на него, заслоняя от Константина весь остальной мир.
«Ну всё, — мелькнула у Громова мысль. — Отлетался».
Но тут его сильно тряхнуло, шестнадцатикратная перегрузка вдавила Константина в кресло, и через пять секунд он уже болтался между небом и землей под белым куполом парашюта.
Впоследствии эксперты установили, что, если бы временной разброс срабатывания данной конкретной катапульты К-36ДМ превысил норматив хотя бы на долю секунды (а такое вполне возможно — ни один достаточно сложный механизм не застрахован от подобного), авиасалон в Ле-Бурже был бы омрачен смертью не одного, а двух пилотов.
Громов проснулся в поту и с тяжестью на сердце. Встал, подошел к раковине-умывальнику (в «бочке-диогене» всегда тесно и всё находится под рукой) — отдернул занавеску, повернул кран (при этом заработал насос), дождался когда струя станет холодной как лед, вода наберет напор и можно будет всласть поплескаться, отгоняя тяжелые предчувствия.
В эту ночь ему снова приснились Жак Арто, разваливающийся «Мираж» и неумолимо надвигающее зеленое поле аэродрома. Громов до сих пор чувствовал вину за случившееся в тот ясный день над Бурже. Нет, его увлечение эзотерикой и мистицизмом не заходило так далеко, чтобы считать, будто именно он стал причиной флаттера. Магнетический взгляд русского пилота сбивает самолеты потенциального противника — о! какая сенсация для бульварной прессы! Свою вину Громов видел в другом. В его силах было отвернуть, уйти в сторону с заданной траектории, но он не сделал этого, тупо наблюдая за катастрофой. И вот результат — Арто погиб, «Сухой» разбился, да и самого Громова так тряхнуло, что потом месяц в парижской больнице отлеживался за государственный счет.
Комиссия по расследованию «летного происшествия» пришла к выводу, что вины Громова нет. Случайность, стечение обстоятельств. Вероятность столкновения катапультного кресла с истребителем Громова ничтожно мала, Жаку просто не повезло. А успеть принять правильное решение и уйти в сторону Громов теоретически мог, но вот практически… Никто не решился осудить русского пилота. Кроме него самого.
Нельзя сказать, чтобы Константин всё время терзался, заламывал руки и проклинал себя по ночам. В конце концов, он был зрелый здоровый мужик с отличными нервами и выдержкой удава — других в пилотажную группу не брали. Но иногда боль потери и застарелый комплекс вины возвращались вдруг и жить становилось невыносимо, на душе — муторно и хотелось выть.