* * *
Ну, вот как это назвать?! Очередной вызов к директору! И что мне теперь? Забыть, что у меня отпуск вовсе? Черт бы драл все на свете! «Это вероятнее всего твой будущий ученик, Северус, поэтому уместнее будет, если письмо ему отвезёшь ты». Вечно у директора все сто раз просчитано. Да, у Ричарда Мелори родители были «упивающимися смертью». Да, они погибли от рук авроров во время очередного рейда. Но мальчишке тогда было неполных два года, так что нечего мне про яблоко и яблоню втирать. У них просто не было времени, чтоб воспитать в ребёнке хоть что-то соответствующее. Собирать первоклашек - совершенно не моя работа. Это если я действительно стану его деканом, то мне придется за ним ездить каждый год, чтоб забрать его в школу, он же приютский. А сейчас у Альбуса просто то ли дел невпроворот (ну, так и сказал бы по-человечески, что некогда), то ли он решил опять провести какую-то воспитательную работу со мной несчастным. Я у него вечный воспитательный объект. Этот Песталоцци недоделанный, похоже, считает, что упустил что-то в моем воспитании раньше и теперь пытается исправить несодеянное. Достал он меня своими педагогическими штудиями, если честно. Я вернулся в его лагерь, стало быть, совесть у меня в некотором объёме имеется, чего ему еще надо? Чтоб я стал белым и пушистым? Обзавёлся женой и детьми? Так я для этого, извините, рылом не вышел. Какая нормальная женщина захочет добровольно лечь в постель с таким страшилищем, жить с ним рядом и терпеть вечные опоздания на ужин из-за того, что в лаборатории очередной опыт не пошел? А Франческа может шептать что угодно, я уже давно ей не верю. По крайней мере, стараюсь не верить. Если ей верить, то можно с тоски вешаться. И теперь мне придется ехать в этот Богом и людьми забытый эдинбургский приют, отвозить письмо этому первогодку, покупать с ним учебники на Диагон-аллее и сажать на поезд. Нашли заботливого дядюшку. Так, выдохнуть, прогуляться до ворот и аппарировать. Спокойно, Северус, спокойно, если тебя хватит удар от возмущения, слишком многие обрадуются, не стоит доставлять им такого удовольствия.
* * *
Клёво, чего сегодня было. Во-первых, вчера начались каникулы. Во-вторых, я попробовал призвать с тумбочки стакан с водой, чтоб не ходить, и у меня получилось. Никто, разумеется, не видел. Дурак я что ли, такое напоказ выставлять. Но это не самое интересное. Самое интересное началось после обеда, когда прибежал Френк, ага, Синатра, и сказал, что меня вызывают к матери Патрисии, это наша директриса. Я Френку говорю: «А что случилось? Что я сделал-то?» А тот только глаза вытаращил и говорит: «Там у неё сидит мужик какой-то. Может, тебя усыновить хотят? Но я бы на твоем месте не пошел. Мужик страшны-ы-ый». Ну, я Френку не больно-то поверил, он всегда приврать горазд. И пошёл. Хорошо бы, чтоб меня усыновили, хотя вряд ли. Такое бывает редко, обычно совсем маленьких берут, а я уже в пятый класс пошел. У матери Патрисии в кабинете и вправду сидел человек. Черноволосый, одетый во всё чёрное и… приютский какой-то. Ей-богу, был бы он мальчишкой, я бы сказал, что он приютский. Я много над этим думал, нас ведь сёстры и в музеи водят, и на концерты, и по городу мы иногда гуляем. Домашнего мальчишку от приютского всегда с первого взгляда можно отличить. Не по одежде, нет. Бедные хуже нас одеты и грязнее иной раз. По глазам. У приютского в глазах всегда неприкаянность какая-то, вопрос. Он на всех вокруг смотрит, будто спрашивает: «Может, ты меня возьмёшь? Может, тебе я нужен?» Я, наверное, такой же, просто на себя со стороны не посмотришь. В зеркало - не то. Так вот этот человек посмотрел на меня, нахмурился и сделал строгое лицо, но перед этим на мгновение промелькнуло то же неприкаянное выражение, какое я замечаю даже у туповатого Патрика.
Может, этот человек был приютским в детстве? И такой взгляд остаётся навсегда? Не хотелось бы. Мало удовольствия в том, чтоб и став взрослым выглядеть иной раз, как бездомная собака. Он увёл меня в наш сад и сухим тоном сообщил мне, что я принят на первый курс школы магии и волшебства Хогвартс, о чем имеется официальное письмо. Письмо он так же строго вручил мне. Я сломал красную сургучную печать и прочитал письмо вслух. Это было здорово. И только потом я спросил, как его зовут, этого угрюмого человека. Его зовут профессор Снейп, и он будет преподавать мне зельеделие. Он говорил насмешливо, словно сомневался в моих умственных способностях. Но я очень хорошо помню, что в первую секунду его взгляд был неприкаянным, поэтому я не стал обращать внимание на насмешку. Мне понравился мой будущий учитель. Кроме официального уведомления, в письме были инструкции, которые я тут же немедленно прочитал.