Соловьева доставили в полк мертвым. При нем оказалась пачка немецких марок выпуска 1937 года, пистолет. И больше ничего. Так мы упустили еще один шанс, оборвалась еще одна ниточка.
Наши войска развивали наступление. Войска Первого украинского фронта продвинулись в глубину обороны противника на широком участке. Наш 889-й полк освободил город Владимир-Волынский. Успешные боевые действия полка, также дивизии были отмечены в приказе Верховного Главнокомандующего, дивизию представили к награде...
Мы получили шифровку. Халич Дмитрий Вавилович и Марина — она же Даниленко Анна Васильевна (учительница немецкого языка) перешли линию фронта на участке 862-го полка нашей дивизии. Через нашего агента были задержаны западнее города Львова, переданы в штаб партизанского отряда. Имели задание от националистического центра уничтожать офицерский состав Красной Армии, связи с немецкой агентурой не обнаружены. Дело по их розыску закрыть...
Потапов шел к капитану Обухову. Настроение было неважное. Его хотели отозвать обратно по месту службы — в СМЕРШ фронта, наверное, посчитали, что тут из него толку мало. Едва упросил оставить до конца операции «Сокол». Помог генерал Данилевский, хотя и оборвал его тогда, не дал высказать соображения. Потапов побывал у генерала еще раз, изложил все, что думал. Было совершенно очевидно: Соловьев — пешка в этой игре, исполнитель. Существует матерый агент, возможно, Егоров. Данилевский усомнился, но разрешение на проверку дал, сказал в напутствие:
— Постарайтесь не скомпрометировать, отвечаете персонально...
С таким нелегким грузом на плечах шел Потапов к Обухову. Он почти столкнулся с незнакомым сержантом-артиллеристом.
— Скажи, солдат, где здесь штаб 889-го полка? — спросил сержант. — Мне надо увидеть связиста Соловьева.
— Соловьева? — капитан постарался скрыть удивление. — Я его знаю. Пойдем, провожу.
Потапов привел сержанта к Обухову. Отрекомендовал как знакомого радиста Соловьева. Сержант отдал честь, представился.
— Сержант Майоров. Находился в отпуске после ранения, вернулся в свой 862-й полк для дальнейшего прохождения службы.
Пригласив сержанта сесть, Обухов справился о его самочувствии, спросил:
— Откуда вы знаете Соловьева?
— Мы земляки. Москвичи. Служили рядом.
— Встречались часто?
— Нет. Изредка он приходил ко мне. Я на его службе не бывал.
— Да, так часто случается. Земляки воюют рядом, а на встречи не хватает времени, — посожалел капитан.
Из дальнейшего разговора выяснилось, что сержант Майоров виделся с Соловьевым последний раз месяц назад, в медсанбате. Соловьев, узнав, что земляк едет в отпуск, прислал письмо своей жене, просил передать только лично, в любом другом случае письмо должно быть возвращено. Но по указанному адресу проживала пожилая женщина. Она нелестно отозвалась о жене Соловьева, сказала, что такая-то особа укатила куда-то с неизвестным мужчиной. Поэтому письмо привез обратно.
— Соловьев убит, сержант, — сказал капитан Обухов. — Поэтому письмо оставьте нам. Мы найдем способ переправить его... А разве это письмо принес не сам Соловьев?
— Нет, послал с товарищем, — растерянно проговорил сержант. — Убит? Николай погиб? Когда? Как?
Обухов не ответил — не желал врать, а правду сказать не мог.
— Теперь он уж не узнает об измене жены. Он сильно любил ее, мог не перенести такого вероломства, — заметил Потапов.
— Да, да, — согласился сержант. — Жалко Николая. Письмо я отдам. Зачем теперь его мне таскать. — Он вынул самодельный конверт из солдатской книжки, передал Обухову.
Капитан бегло прочел письмо. Многозначительно взглянул на нас, сказал сержанту:
— На конверте нет адреса. Значит, вы знали, где проживает жена Соловьева?
— Нет. Не совсем. Улицу знал и дом. Квартиру не помнил.
— Вы могли перепутать. Дом, вероятно, большой, вы и попали не в ту квартиру. Из этого может получиться, что мы понапрасну обвинили женщину.
— Квартиру мне сказал товарищ Николая, кто принес письмо. Я ее на всю жизнь запомнил: двадцать пятая. Мне тоже двадцать пять. Так что никак я не мог перепутать.