Скоро китайцы привели убедительные доказательства того, что ухудшение китайско-советских отношений продолжается. Когда Хрущев 30 сентября закончил свою речь, они сидели сложив руки и не аплодируя, тем самым нанеся ему оскорбление. Во время обещанной Моррису длительной аудиенции Мао рассыпал бессвязные и многословные обвинения в адрес Советов и Хрущева, которого он характеризовал как «неуклюжего, грубого и вульгарного». Советский Союз, бессвязно говорил он, стал почти такой же империалистической страной, как Соединенные Штаты, и Мао не тревожило, что эти две страны начнут между собой ядерную войну. Китай должен оставаться в стороне «на вершине горы и наблюдать, как внизу в долине два тигра будут рвать друг друга на куски».
Советы нарушили обещание и резко свернули свое участие в китайской программе ядерных исследований. Китай, в свою очередь, сорвал планы Советов, отказавшись от предложения сформировать совместный советско-китайский флот и не разрешив разместить на своей территории советские радары дальнего обнаружения. Беспринципные и оппортунистические Советы думают только в рамках своих пятилетних планов, тогда как китайцы думают вперед на сотню лет, вернее, на тысячу лет. Мир не всегда будет оставаться таким, каким он был в 1959 году. Немного погодя Соединенные Штаты сблизятся с Китаем и будут искать с ним сотрудничества. Но до тех пор, пока Советы не извинятся за обвинения, выдвинутые Хрущевым против Сталина, и не отрекутся от политики, одобренной XX съездом КПСС, примирение между Китаем и Советским Союзом невозможно. Во всяком случае, Китай такого примирения не хочет.
Моррису казалось, что Мао переходит от блестящего логического анализа к нелогичным, почти бессвязным высокопарным речам, к неприкрытому расизму и шовинизму, превознося присущие китайцам черты и их культуру над аналогичными чертами и культурой других народов. Обдумывая потом эти высказывания, Моррис невольно задавался вопросом, не общался ли Мао во время визитов в туалет с трубкой, набитой опиумом.
Чжоу Эньлай, хотя и без напыщенности Мао, тоже пытался завербовать Морриса в союзники Китая в идеологической войне против Советского Союза. Он сказал, что Советы доказали свою непредсказуемость, им доверять нельзя, и вновь повторил свое предложение о передаче американской компартии денег. Чжоу также заинтересовался Сонни и в ходе приема несколько раз погладил ее по заду, явно не обращая внимания на то, что подумает Моррис или кто-то другой. Под конец их визита он сказал, что будет обидно, если она, побывав в Китае, ничего не увидит, и настоял, чтобы они воспользовались предоставленным в их распоряжение самолетом и осмотрели страну.
Сопровождаемые группой медиков, они вылетели в Шанхай, где в парке сохранилась надпись, увиденная в 1920 году Броудером: «Вход собакам и китайцам воспрещен». Коммунисты оставили эту надпись как символ колониализма.
Возвращаясь с Сонни в Соединенные Штаты, Моррис остановился в Москве, чтобы сообщить о своих беседах в Пекине. Советы мрачно отреагировали на его отчет и сказали, что, к несчастью, это совпадает с данными других информаторов. Пономарев посоветовал Международному отделу поднять в 1960 году субсидии американской компартии до 300 тысяч долларов и рассмотреть способы непосредственной передачи денег Джеку Чайлдсу в Нью-Йорке. Чтобы обсудить этот и другие тактические вопросы, в начале 1960 года Джеку Чайлдсу предложили приехать в Москву.
Приземлившись 5 ноября 1959 года в Чикаго, Моррис позвонил из аэропорта Фрейману и сказал, что Сонни при смерти. Она почти теряла сознание и не могла идти, пришлось увезти ее из аэропорта. Вскоре она впала в коматозное состояние, из которого уже не вышла.
Чтобы отвлечь Морриса от его горя и напомнить, что жизнь на этом не кончается, Фрейман загрузил его работой. Одно из заданий состояло в том, чтобы дать детальную персональную оценку Гэсу Холлу (он же Арво Холберг), который, в связи с нетрудоспособностью Денниса, стал генеральным секретарем и главным боссом партии.
«Он — человек, у которого в мире нет ни единого друга», — начал Моррис свой отчет.
Холл был видным белокурым мужчиной с выступающей волевой челюстью. Он родился в Миннесоте в семье финских коммунистов, в двадцать лет вступил в коммунистическую партию, посещал Ленинскую школу и работал организатором среди членов профсоюза в Миннесоте и Огайо. В 30-е годы он открыто призывал к свержению правительства и участвовал в нападениях членов профсоюза на штрейкбрехеров. Его признали виновным в уголовно наказуемом проступке — преднамеренном уничтожении собственности — и приговорили к штрафу в размере 500 долларов. Осужденный в соответствии с законом Смита, он бежал в Мексику; там со временем его арестовали и депортировали в Соединенные Штаты, где посадили в тюрьму.