Чемберлен пришел в сильное замешательство.
— Ни официальными документами, ни официальными заявлениями на этот счет не располагаю. Разве достопочтенный депутат Мандер лучше меня знает, что делает мой советник? — попытался прикрыться ехидством Чемберлен.
Палата замерла, осмысливая всю значимость вопроса…
— А разве достопочтенный депутат Чем…
Мандера прервал колокольчик спикера.
— Депутат Мандер, вы уже задали последний вопрос. — Спикер понял, Чемберлена нужно выручать. — Запрос депутата Голдсмита!
— Наверное, пора, — подтолкнул Дорн О’Брайна. — Боюсь, он уйдет с Масариком. Когда я потребуюсь, дайте знак.
— Достану платок и проведу им по лбу. Вот так, — показал О’Брайн.
— Я давно чувствую закулисную возню, — сказал Масарик, — и несколько раз пытался раскрыть Бенешу глаза, но…
— Не я ли тому виной? — задумчиво спросил Дворник. — До некоторых пор я продолжал верить. Даже получив в руки план «Грюн» — оккупация Аша его подтверждение…
— Здесь пытаются удрать в кусты. И во Франции достаточно таких мошенников, — резко сказал Масарик. — Американцы тоже не отстают. Кеннеди пытался как-то меня убедить, что отказ от Судет в наших интересах. Вместо прежней возникнет новая, более сильная и сплоченная Чехословакия. Оригинально, не правда ли? — Масарик поднялся, завидев Кадогана.
К Дворнику тут же подошел О’Брайн.
— Объясните, ради бога, профессор, как с точки зрения теологии: человек может одновременно существовать в двух ипостасях? Я вынужден спрашивать себя со страстью принца Датского: я был или не был сегодня утром на завтраке у леди Астор? Я там был, а меня уверяют на высоком парламентском уровне, что мне только показалось. Так как, профессор, можно не заметить отделение астрального тела от своей персоны и даже не чихнуть при этом?
Дворник молча выслушал О’Брайна, понимая, что тот хочет ему подтвердить сакраментальное чемберленовское — «Я не возражаю против аннексии Судет».
О’Брайн поймал его затравленный взгляд и осекся:
— Я говорил вам — единственное, что вы можете посоветовать в данной обстановке вашему премьеру, это немедленно телеграфировать в Москву и говорить «пора». По пакту Сталин ждет просьбы чехословацкого правительства. Но чего ждет Бенеш? Когда немцы займут Прагу? Когда Чемберлен, сердечно согласный с Даладье, разрешит Гитлеру уничтожить вашу страну? Проще ждать собственной смерти — мы всю жизнь ее ждем. Но зачем же насильственно умерщвлять свой народ? Господь против самоубийства, профессор теологии Дворник, напоминаю вам!
— Слушайте, что вы от меня хотите? Я уже говорил, кажется, я не желаю иметь с вами дела. Вы провокатор!
— Модное слово… Если я провокатор, как назвать господина премьер-министра? Как назвать господ Боннэ и Даладье? Вам не кажется, профессор, что они относятся к вашему президенту не как к главе государства, а как к вождю какого-то беспокойного колониального племени? Как к дикарю, действия которого необходимо контролировать? Которому необходимо навязывать свой образ мыслей, поскольку у него нет свободы решений белого человека? Я уже не вижу даже попыток соблюсти хотя бы видимость дипломатической вежливости. Разве это достойно политиков, глав ведущих европейских государств? Вы еще не думали об этом, профессор? В таком случае, предлагаю вам сделать это вместе со мной и моим другом Дорном.
— Вы действительно слышали эту фразу премьера — «Я не возражаю против аннексии Судет»? — спросил Дворник, впервые заглянув в глаза О’Брайна.
— Так же, как я слышу ваш вопрос.
— В таком случае, еще один: ваш друг Дорн, кто он?
— Да как вам сказать. — Дворник почувствовал, что журналист решает про себя, вправе ли он распорядиться чужой тайной. — Мой друг Дорн… В принципе это громко сказано. Мы не друзья. И вероятно, не единомышленники. Но на данный момент наши цели совпадают, а эти цели сведены лишь к одному: не дать обмануть тех, кто действительно стремится к миру, пустыми разглагольствованиями за кливденским табльдотом. Не дать, если хотите, подменить дело мира болтовней о мире. Это разные вещи. Которых, к сожалению, не учли, когда речь шла о Рейнской зоне и об Австрии… Вот, пожалуй, как можно ответить на вопрос, кто такой Дорн. Если не ошибаюсь, бывший канцлер Австрийской республики Курт Шушниг — не посторонний человек, вероятно, вас серьевно тревожить его судьба и нынешнее положение заключенного Дахау, не так ли?