О впечатлении, которое произвело выступление Барту в Женеве, Герцог пишет следующее: «Героев свастики неожиданно обуял страх. Они почувствовали, что у них появился противник, который, в отличие от прежних министров иностранных дел Франции, схватил немецкого быка за, рога и существенно отличался от английских министров ясностью своих взглядов, активностью и силой воли, совершенно отсутствовавшей у последних. Нескольких дней в Женеве оказалось достаточно, чтобы встревоженные враги в Берлине увидели, что в лице Барту они приобрели самого опасного и вместе с тем самого сильного противника»[19].
Поэтому Барту, ярого противника гитлеровской агрессивной политики, нужно было устранить.
С 5 по 12 февраля 1936 года суд присяжных французского департамента Буш-дю-Рон рассматривал дело трех человек, причастных к убийству в Марселе, но игравших в преступлении второстепенную роль. Они были приговорены к пожизненным каторжным работам. А хозяева этих лиц и тайные вдохновители преступления названы не были.
Один из обвиняемых, Ивор Райхн, показал следующее: «28 сентября этого года я получил приказ отправиться в Мюнхен, где в кафе «Германский кайзер» встретился с неизвестным мне лицом, представившимся членом нашего тайного союза. От этого человека я получил деньги и фальшивые паспорта. После этого я вернулся в Цюрих. В Цюрихе я также встретился с одним незнакомцем, входившим в наш тайный союз, и поехал с ним в Париж»[20].
На суде было доказано, что нити заговора из усташистского центра, находившегося в поместье Янка Пуста в Венгрии, вели в Берлин. Обвиняемые Павелич, Персевич и Кватерник, заочно приговоренные судом к смертной казни, поддерживали самую тесную связь с казненным в Нюрнберге главным военным преступником Альфредом Розенбергом, который руководил тогда внешнеполитическим бюро нацистской партии.
Не подлежит сомнению, что деньги и фальшивые паспорта вручил террористам в Мюнхене подручный Розенберга. Марсельские убийцы, как и члены второй террористической группы, которые должны были действовать в Версале, были вооружены немецкими пистолетами системы. Маузера и Вальтера.
Подготовку покушения на Барту и Александра I фашисты решили поручить такому человеку, который в любом случае должен был оказаться вне всяких подозрений. Выбор пал на тогдашнего помощника военного атташе в Париже капитана Ганса Шпейделя, который, как стало известно лишь впоследствии, уже в то время проявлял способности к шпионской деятельности.
Заверенная копия заявления генерала Рудольфа Бамлера
В феврале 1958 года бывший генерал Бамлер, занимавший при адмирале Канарисе пост начальника 3-го отдела (контрразведка), сделал под присягой важное заявление. Генерал Бамлер относится к числу тех офицеров, которые еще во время войны входили в состав Национального комитета «Свободная Германия» и призывали немецких солдат и офицеров положить конец преступной авантюре Гитлера. В официальном заявлении Бамлера говорится:
«С 1934 по 1938 год я был начальником контрразведки в главном штабе вооруженных сил. Затем я вышел в отставку по собственному желанию. Шпейделя я знаю по тому периоду. При адмирале Канарисе у нас почти ежедневно собиралась так называемая летучка, то есть совещание начальников различных отделов секретной службы — разведывательного, диверсионного, иностранного — и отдела пассивной разведки, на котором обсуждались важнейшие события прошедшего дня или выяснялись принципиальные вопросы работы.
На одной из «летучек» — насколько мне помнится, это было в конце 1934 или в начале 1935 года — представитель разведывательного отдела, майор Гриммейс, спросил адмирала Канариса, можно ли для помощника военного атташе в Париже Шпейделя, тогда еще капитана, сделать исключение из существовавшего в то время положения, по которому военные атташе не должны были заниматься активной шпионской деятельностью.
Другими словами, майор Гриммейс просил у Канариса разрешения использовать капитана Шпейделя на активной шпионской работе.
Канарис спросил: «Почему именно Шпейделя?» — и получил примерно следующий ответ: «Мы, конечно, неофициально уже работали с этим человеком, и у него были такие блестящие успехи, что теперь мы хотели бы полупить от вас, господин адмирал, официальное разрешение». Канарис немного подумал и ответил затем приблизительно так: «Вы ведь знаете, какие затруднения всегда бывают у меня с Риббентропом. Но, если вы придаете такое большое значение Шпейделю, я не возражаю — оставьте его в своем аппарате».
20
Там же, S. 255. —