— А где армия Венка?
— Еще удерживает связь с корпусами Реймана, но для нас это бесполезно. С нами покончено.
Раттенгубер выглядел потрясенным.
— Покончено, рейхсляйтер?
— Уже довольно давно. Разве ты не знал? Когда 22-ого не удалась контратака Стайнера, фюрер заявил, что война проиграна. Что он намерен умереть в Берлине. Ты не знал, что на свадебном завтраке он говорил о самоубийстве?
— Боже мой! — воскликнул в ужасе Раттенгубер.
— Возможно, это его наилучшая услуга немецкому народу. — Казалось, он ждал каких-то комментариев от Раттенгубера. Тот нервно облизал губы.
— Рейхсляйтер?
— Интересная мысль. Умереть ради дела подходящему человеку, может быть, иногда, более важно, чем остаться жить. — Он загадочно улыбнулся, отчего приобрел еще более зловещий вид, чем обычно. — Но для меньших моралистов подобная чрезмерность не всегда необходима. Вот ты, например, Вилли?
— Я, рейхсляйтер? Я не понимаю.
— Тебе суждено остаться жить, Вилли. Проще говоря, ты сегодня ночью покидаешь это место.
Раттенгубер уставился на него в изумлении.
— Покидаю Берлин, вы имеете в виду?
— Вместе с военным адъютантом фюрера Йоханмайером, Лоренцом из министерства пропаганды и Зандером. Его задача доставить текст последней воли и политического завещания фюрера адмиралу Денитцу. Я предложил послать тебя вместе с ними, и фюрер согласился.
— Я… Какая честь, — проговорил, заикаясь, Раттенгубер.
— Конечно, Вилли, — сказал сухо Борман. — Но доберешься ты до Денитца или нет, это проблематично и ничего не изменит. Для тебя сейчас есть другая работа, более важная.
Раттенгубер побледнел.
— «Камараденверк»? Это начинается?
— Конечно, Вилли. Разве я не говорил всегда, что так будет? В моем конце — мое начало. Я прочел это где-то. Очень подходит.
Где-то поблизости прогремел мощнейший взрыв, стены бункера содрогнулись, клубы пыли полетели из вентиляции.
Борман посмотрел наверх, не обнаруживая ни малейших признаков страха.
— Иваны снова пустили в ход артиллерию. Знаешь, это мне несколько напоминает «Сумерки богов». Все силы зла объединились против них, а потом вдруг появляется новый оплот, прекрасней, чем когда-либо, и Балдур снова живет. — Он обратил к Раттенгуберу мрачное лицо. — Так это и будет для нас, Вилли, для Германии. Я тебе это обещаю.
Несмотря на непрерывный грохот взрывавшихся в тридцати метрах над головой снарядов, на концентрированный запах пороха, на пыль, которая вызывала у него кашель, плечи Раттенгубера распрямились.
— Я тоже в это верю, рейхсляйтер. Никогда не переставал верить в предназначение немецкого народа.
— Хорошо, Вилли. Прекрасно. — Борман достал из стола письмо и стряхнул с него пыль. — Вот причина, почему тебе так важно выбраться из Берлина, и этот клоун Денитц не имеет к этому никакого отношения.
В основном дворе крепости Арлберг Шенк готовился выезжать. Он стоял рядом с машиной, подняв воротник шинели, чтобы защититься от снега, и ждал, пока капрал Шмидт в последний раз проверит работу двигателя.
— Все в порядке? — спросил Шенк.
— Насколько я могу судить, герр лейтенант.
— Молодец.
Когда он обернулся, Гессер, Каннинг и Бирр уже спустились по лестнице от главного входа и пересекали двор.
— Все готово, Шенк? — спросил Гессер.
— Да, герр оберст.
— Хорошо. Генерал Каннинг приготовил для вас кое-что.
Каннинг протянул ему конверт.
— Это письмо, в котором я описал ситуацию здесь. Передайте его первому британскому или американскому офицеру, которого встретите. Я думаю, это должно сыграть свою роль.
— Спасибо, генерал. — Шенк положил конверт в карман, затем расстегнул ремень, на котором висела кобура с автоматическим пистолетом «Вальтер», и протянул его Гессеру. — Учитывая обстоятельства, он мне не потребуется. — Он заглянул в машину и взял с заднего сиденья «Шмайсер» капрала Шмидта. — И это тоже.
Гессер, не без колебаний, их взял.
— Возможно, это разумно.
— Я так думаю, сэр. — Шенк кивнул Шмидту, и тот запустил двигатель. Оберлейтенант приосанился и молодцевато козырнул. — Герр оберст, джентльмены.
Все трое отдали ему честь. Шенк взобрался на пассажирское сиденье и кивнул. Шмидт вырулил со двора к главным воротам. Машина проехала по подъемному мосту и вскоре скрылась из вида за первым поворотом дороги.
Когда звук двигателя замер вдали, Бирр сказал:
— Знаете, что мне сейчас пришло в голову?
— Что? — поинтересовался Каннинг.