— Вам повезло, что хоть мы здесь, — сказал ему Говард.
Он открыл заднюю дверь санитарной машины, и Гайллар забрался внутрь. Шенк лежал. Рука в толстой повязке покоилась поверх одеяла. Глаза закрыты. Он медленно открыл глаза и, увидев Гайллара, улыбнулся:
— Ну вот, доктор, мы снова вместе.
— Вы молодчина. — Гайллар проверил у него пульс. — Что со Шмидтом?
— Мертв.
— Он был хорошим человеком. Мне очень жаль. У вас небольшая температура. Боль сильная?
— Последний час просто адская.
— Я дам вам что-нибудь от нее, тогда вы сможете поспать. — Он открыл сумку, принесенную Фоссом, нашел ампулу морфина и вколол его Шенку, затем вылез из машины.
— С ним все будет в порядке? — поинтересовался Говард.
— Полагаю, да.
Они вернулись в гостиницу, где нашли Гувера и Файнбаума в баре у одного конца стойки, встревоженного Фосса у другого ее конца, и Майера с бутылкой «Арманьяка» в руке, расставлявшего стаканы.
— Великолепно! — воскликнул Гайллар. — Герр Майер, он мэр Арлберга, а также лучший из владельцев гостиниц, собирался угостить меня дозой, если не ошибаюсь, американцы так это называют, его лучшего бренди. Возможно, джентльмены, вы хотите присоединиться?
Майер торопливо наполнил бокалы. Файнбаум схватил свой бокал, но Гувер остановил его:
— Не торопись ты, чучело. Это особый случай. Он требует тоста.
Говард обратился к Гайллару:
— Думаю, это привилегия принадлежит вам.
— Да будет так, — сказал Гайллар. — Я мог бы выпить за вас, друзья мои, но полагаю, что обстоятельства требуют чего-то более соответствующего им. Чего-то для всех для нас. Для вас и для меня, но также для Шенка, для Фосса, для Майера, для всех, кому принесла страдания эта ужасная война. Я желаю вам любви, жизни и счастья. Все это вещи, недостаток которых ощущался в течение очень долгого времени.
— За это нужно выпить, — сказал Файнбаум и опустошил свой стакан одним глотком.
— Нам лучше теперь же поехать наверх в замок, — сказал Говард.
— Где вы найдете их с нетерпением ожидающих вашего появления. Особенно генерал Каннинг, он просто сгорает от нетерпения, — сказал Гайллар. — Я побуду еще здесь. У меня наверху пациент.
— Хорошо, доктор, — согласился Говард. — Но хочу вас предупредить, что у меня приказ забрать вас всех и сразу убраться отсюда к чертовой матери. У вас, скажем, час, не больше.
Они вышли. Файнбаум спросил:
— Что с фрицем? Мы берем его с собой?
— Фосс останется со мной, — твердо сказал Гайллар. — Он, по всей вероятности, может мне потребоваться.
— Дело ваше, доктор. — Говард подтолкнул Файнбаума к машине. — Файнбаум до сего дня придерживался идеи, что хороший немец — мертвый немец. Это его способ жить.
— И что, это делает меня каким-то зверем? Это позволило мне выжить, или нет? — Файнбаум наклонился к Гайллару, когда Гувер уже запустил двигатель. — Вы похожи на философа, док. Вот вам немного философии, смешная вещь, касающаяся войны: становится проще, если следовать ее законам.
Санитарная машина двинулась через площадь. Майер, стоявший на крыльце, спросил по-немецки:
— Что он сказал, герр доктор? Тот, что маленького роста.
— Он сказал ужасную вещь, дружище. — Гайллар горько улыбнулся. — Но, к сожалению, он прав. Теперь, я думаю, пора опять взглянуть на вашего мальчика.
Гессер сидел за столом и писал письмо жене, когда дверь его кабинета была бесцеремонно распахнута, и вбежал Шнайдер. С ним была овчарка, которая, чувствуя его волнение, повизгивая, кружила около него, заматывая ему ноги поводком.
— В чем дело? — резко сказал Гессер. — Что ты себе позволяешь?
— Они подъезжают, герр оберст. Британская машина только что начала подниматься на холм.
— Всего одна? Ты уверен?
— Сейчас только что позвонили из караульного помещения, герр оберст. Кстати, машина-то санитарная.
— Странно, — удивился Гессер. — Тем не менее, нужно быстро подготовиться к встрече. Выводи гарнизон и оповести генерала Каннинга и остальных. Я сейчас же спущусь вниз.
Шнайдер вышел, а Гессер остался сидеть, положив руки плоско на стол, слегка помрачнев лицом. Теперь, когда этот момент наступил, он почувствовал себя удивительно опустошенным, но этого следовало ожидать. Как-никак, конец чему-то. И с чем он к нему пришел? Однорукий и одноглазый. Но была еще Герда и дети. И, главное, это конец. Скоро он сможет вернуться домой. Когда он встал и потянулся за фуражкой и ремнем, он уже улыбался.