Давно это было, но есть вещи, которые не забываются. Гайллар выехал из леса на голое плато. До леса на другой его стороне, возможно, ярдов двести. Он перешел на свою излюбленную манеру движения, позаимствованную в юности у скандинавов, длинный скользящий шаг, которым с удивительной скоростью преодолевались многие мили.
Если вы были в хорошей форме, конечно, это непременное условие, хотя сейчас он чувствовал себя лучше, чем годы до этого. Свободен, да, но не только, еще знание, что они подошли к концу чего-то. Где-то рядом за углом свобода для каждого.
Но для подобных рассуждений времени не было. Ему нужно добраться туда, не зная куда. С другой стороны, казалось резонным предположить, что необходимую помощь, он, вероятнее всего, найдет на главных дорогах, что означало дальнейший подъем, проход по восточному отрогу горы, а потом спуск.
Что-то заставило его оглянуться, некое шестое чувство. Финны были на середине плато, двигались цепочкой, впереди Гештрин. Гайллар не испугался, напротив, ощутил огромную радость. Он уже достиг леса и быстро двигался между деревьев. Он преодолел около сотни футов высоты, когда финны достигли кромки леса, и Гештрин приказал им остановиться.
— Так, — сказал он. — Кончен бал. Он слишком хорош, чтобы с ним играть в игры. С этого момента, каждый сам по себе, и помните, нам он нужен живым. — Он начал подъем, остальные последовали его примеру.
Риттер и Сорса стояли неподалеку от двух оставшихся бронетранспортеров и пили кофе, рассматривая план крепости, который немец захватил с собой из гостиницы.
— Когда мы прорвемся внутрь, они отойдут в северную башню, — сказал Риттер. — Больше им некуда деться.
— И как это выглядит?
— Судя по тому, что рассказывал Штрассер, двустворчатая дубовая дверь. Устоит недолго. За ней холл, потом широкая, постепенно сужающаяся лестница, которая на верхних уровнях становится винтовой. Обеденный зал, затем множество коридоров и комнат до самого верха.
— Рискованно, если они будут отходить из комнаты в комнату.
— Нет, если мы будем все время идти у них по пятам. Никаких колебаний, никаких передышек.
Финны были готовы и ждали, сидя в бронетранспортерах. Пятеро были вооружены бронебойными фаустпатронами. Риттер подошел ближе, чтобы рассмотреть уродливое на вид противотанковое оружие.
— Они хорошо владеют этими штуками?
— Мы знакомы с успехом. При попадании они вскрывают Т-34 как банку тушенки.
— Сколько их у нас?
— Десять.
— Тогда мы не можем рисковать. Я назначаю Гоффера командовать, доведите это до сведения своих людей. Он лучший бомбардир из всех мне известных.
В этот момент Гоффер позвал его из штабной машины:
— Герр Штрассер вызывает вас по радио, штурмбаннфюрер.
Риттер наклонился внутрь машины. Статические помехи полностью отсутствовали, и голос Штрассера звучал очень ясно.
— Вы не начинали атаки?
— С минуты на минуту. В чем дело?
Штрассер рассказал ему. Когда он закончил, Риттер сказал:
— То есть у нас совсем мало времени, вы это пытаетесь сказать? Нет нужды беспокоиться, рейхсляйтер. У нас с самого начала этого товара было в обрез. Конец связи.
Он положил трубку и повернулся к Сорсе.
— Проблемы? — спросил финн.
— Гайллару удалось сбежать. Он ушел на лыжах в горы. Штрассер послал за ним вслед Гештрина с его парнями.
— Нет проблем, — сказал Сорса. — Они лучшие в деле. Очень скоро они будут наступать ему на пятки.
— Я бы на это не очень рассчитывал. Он был золотым медалистом в Шамони в 1924 году. Если он встретит британцев или американцев раньше, чем Гештрин и его парни его догонят…
Сорса помрачнел.
— Понимаю, что вы имеете в виду. Что мы теперь будем делать?
— Покончим с этим небольшим делом как можно скорей. Начинаем прямо сейчас. — Он направился к головному бронетранспортеру, но Сорса ухватил его за рукав.
— Момент, штурмбаннфюрер. Первому бронетранспортеру, который войдет в тоннель, вероятно, придется туго. Я бы предпочел сам быть в нем.
— Здесь командую я, — сказал Риттер. — Я думал, что это ясно.
— Но это мои ребята, — запротестовал Сорса. — Мы давно вместе.
Риттер внимательно на него посмотрел, немного нахмурился, потом кивнул.
— Я вас понял. Только в этот раз, вы ведете, я за вами. Двинулись.
Он повернулся и забрался во второй бронетранспортер.
Пятнадцать
Клодин Шевалье сидела за роялем в обеденном зале, играя «Девушку с льняными волосами» Дебюсси. Это было одно из ее любимых произведений, главным образом потому, что сам композитор учил ее, как оно должно исполняться, когда ей было всего двенадцать лет.