— Здравствуй, Тельп! — приветствовал его Тертон.
— О, Корн. Здравствуй! Рад тебя видеть.
— Ты один, Тельп?
— Да, а что?
— Это я. Настоящий я.
— Ах, так, — Тельп был серьезен. — Все идет нормально?
— Нет. Потому и звоню.
— В чем дело?
— Это не видеофонный разговор, — сказал Тертон. — Я хочу, чтобы ты приехал.
— Когда?
— Хотя бы сегодня.
— Исключено. У меня инициированы препараты.
— Тогда завтра.
— Я предпочел бы…
— Ты же знаешь, что я не могу прилететь к тебе. А для дискуссии с Опекуном я потом всегда выберу время.
— Но, видишь ли…
— Дружище. Мы знакомы слишком давно. Я знаю тебя с рождения, да и ты знаешь меня достаточно, чтобы приехать, если я прошу. В конце концов, система, в которой я оказался, продукт твоего, а не моего воображения.
— В своих работах я рассматривал это только в теоретическом плане. Ты же знаешь.
— Неважно. На пару с Опекуном ты реализовал свои идеи на практике, и теперь я нуждаюсь в тебе. Ты — врач.
— Иногда начинаю сомневаться.
— Придержи свои сомнения при себе, пока не доведешь все до нужного состояния. То, что мы имеем в данный момент, — твой несомненный успех, но отнюдь не окончательный.
— Понимаю. Пожалуй, действительно придется завтра прилететь.
— Значит, договорились. Кланяйся матери. Спрашивала обо мне?
— Да. Я сказал, что ты уже вернулся.
— Но без подробностей?
— Конечно, как ты и хотел.
— Значит, до завтра, Кев. Предупреди меня, я встречу.
— Не надо. Он бы так не поступил.
— Пожалуй, ты прав. Значит, как всегда, в беседке.
— Хорошо. До завтра.
Полностью Тертон стал собою к вечеру. Он лежал неподвижно, наблюдая, как лучи резкого предвечернего солнца проникают сквозь жалюзи, рисуют светлые полосы на обивке кресла и медленно ползут по полу. Остальная часть комнаты была погружена в полумрак, только в углу светился пустой серый экран, отключенный от внешнего мира.
Тертон поднялся, потянулся, сбросил тунику и вошел в кабину электризера. С удивлением обнаружил, что плоская пластиковая воронка прибора, излучавшего наэлектризованные частицы моя, исчезла, а на ее месте появился знакомый по старинным картинам душ. Можно былу вызвать по интеркому мастера, но он воздержался — вторжение робота внесло бы диссонанс в этот приятный вечер. Тертон нажал кнопку и почувствовал на теле струйки воды.
— Холоднее, — сказал он и подождал, пока струи примут нужную температуру.
Обсыхая в потоке воздуха, он случайно прикоснулся рукойк подбородку и почувствовал под пальцами щетину. На секунду он замер — уже много лет проблемы бритья для него не существовало. Решил дело это отложить на будущее и тут услышал звонок интеркома. Взглянул на экран. Эльси. Он не мог условиться с ней на сегодняшний вечер, но подумал, что в конце концов Эльси — это Эльси, и если она хочет его видеть, то мужчина в его возрасте должен быть доволен. Неожиданно он сообразил, что Эльси пришла повидаться не с ним, а с Корном.
— Входи, — сказал он и быстро натянул одежду. Когда он вышел в комнату, Эльси стояла в дверях, как-то неуверенно оглядываясь, что для нее было необычным.
— Садись, — сказал он, — очень приятно, что ты помнишь обо мне и вечером. Поужинаем вместе, выпьем кофе.
Она смотрела на него с удивлением, и он не мог понять почему.
— Добрый день, — произнесла она наконец. — Прости, что пришла так рано, но вчера я наговорила много лишнего.
— Ерунда, дорогая, — размышляя о том, что она могла сказать тому парню, ответил он.
— Дорогая…?
— Что-нибудь не так? Заранее прости.
— Не понимаю, — сказала Эльси. — Сегодня ты говоришь совершенно иначе, словно… — она внимательно посмотрела на него.
— Пустое, Эльси. Вероятно, у тебя какие-то заботы. Не думаю, что ты пришла только ради того, чтобы взглянуть на меня. Норт будет не в восторге…
Кажется, он снова сказал что-то не то.
— Корн, ты… — она замялась, — как-то изменился.
— Я сегодня работал.
— Думаешь, результат контакта со сверхсистемой? Тертон всегда говорил…
— Тертон? Кто это? — он не мог удержаться от такого вопроса и подумал, что он первый в истории человек, который мог задать именно такой вопрос, сохраняя на лице непроницаемую и столь совершенную маску.
— Я же тебе говорила. Это был великий манипулянт. Он здесь работал.
— Тот, что погиб, утонул в органической слизи? К тому же по собственной глупости.
— Зачем ты так. Это был большой ученый, а кроме того, человек, который мог быть твоим отцом.
— Этакий замшелый дедуля, погрязший в своих экспериментах, которые в конце концов поглотили его в буквальном смысле этого слова.
— Не совсем так. Молодым он определенно не был. Конечно, ты — моложе.
— Норт тоже не юноша, — сказал Тертон и тут же подумал, что всегда особенно любил Эльси, когда она молчала.
— С Нортом меня ничто не связывает, — сказала она. — Я думаю, это заметно.
— Кроме нескольких лет совместной жизни.
— Откуда ты это знаешь. Корн? Он тебе сказал?
— Достаточно того, что знаю.
— Но то, что я сказала, правда.
— В конечном итоге важен был только Тертон. Не так ли?
— Так, но это было раньше, гораздо раньше его гибели. Он был большой ученый.
— Однако ты не ушла к нему.
— Не ушла. Впрочем, он, пожалуй, всерьез никогда этого и не хотел. А потом и я не хотела.
"Это правда, — подумал Тертон. — Я никогда не хотел остаться с нею. Но она…" — он еще помнил вечер второго, может, третьего дня до того, как перестал быть. Они поехали в горы на небольшом двухместном вездеходе, который с тихим урчанием взбирался на любой перевал. Они сидели на камнях, а вокруг стояли высохшие сосны. Солнце уже висело над самым горизонтом, и в долинах сгущался мрак.
— Брось свои эксперименты, — сказала тогда Эльси, — и уедем отсюда куда-нибудь, где много воды, где белые облака. Ты заметил, что здесь почти никогда не бывает облаков?
— Здесь просто-напросто пустыня, а деревья и трава растут только там, куда подведена вода.
— Да. Трава вдоль канала зеленая, но она напоминает газон, а не настоящую траву. Так как, поедем?
Он знал, что никуда с ней не поедет, что она — девушка для этой пустыни, для этого института и таких вечеров, когда он заканчивал эксперименты и у него появлялось немного свободного времени, точно так же, как существовали девушки для других городов, в которых он жил, и других институтов, в которых он работал. Однако он был уже достаточно стар и никогда не говорил «нет», разве что действительно его вынуждали на это.
— Возможно, — сказал он, — но у меня впереди еще столько экспериментов…
Теперь это были эксперименты Корна, а он, Тертон, скрытый за его маской, мог их проводить. И была также Эльси, девушка для этой пустыни, этого института и этих экспериментов.
— Ну, по крайней мере с ним-то ты покончила, — бросил он.
— Покончила, но жаль, что он умер. Он был хороший человек.
"Надо же, — подумал Тертон, — даже в лучшие юношеские годы я при всем желании не мог себя так назвать".
— Значит, теперь ты одна…
Эльси взглянула на него как-то по-особому.
— Да, одна…
Он подошел к ней и поцеловал.
— Ой, манипулянт, — сказала Эльси, — не слишком ли ретиво начинаешь?
— Возможно, но у меня не больше времени, чем было у Тертона.
— Но ты молод. Ты же моложе меня.
— Возраст, дорогая, есть величина переменная, изменяющаяся независимо от нашего желания.
— Не философствуй. Ты начинаешь напоминать мне Тертона.
— Он был скучен?
— Иногда. Лучше поцелуй меня еще.
Потом, когда они лежали рядом, снаружи, за окнами было уже темно.
"То, что я написал в тетради, — правда и касается всех восприятий, — подумал Тертон. — Хорошо быть Корном и иметь тридцать лет".
— Мне пора, — сказала Эльси.
— Норт?
— Да. Он не любит, когда я возвращаюсь поздно.
— Знаешь, Эльси, а ведь ты натуральная девка, — сказал он.
— Почему? Я уже рассказала тебе о себе и Норте.
— Я не о Норте. Я о Тертоне.
— Шутишь. Он мертв.
— Стало быть, это не в счет?
— Ну, знаешь ли! И вообще, не понимаю, о чем ты. Ревнуешь к мертвому? Пожалуй, перебарщиваешь. И вообще, ты какой-то странный. Неуравновешенный. Я думала, манипулянтами становятся люди с более устойчивой психикой.
— Неверно думала, дорогая. А то, что ты девка, — это уж точно.
— Повторишь еще раз, и я больше не приду никогда.
— А ты уверена, что я захочу, чтобы ты пришла?
— Уверена. Захочешь. А что до Тертона, то я восхищалась его знаниями, интеллектом. Зато ты — мужчина.