Я подумал о пантомате. С роботом у него получилось. Между ними был прямой контакт. Мертвое договорилось с мертвым.
Я стоял спиной к двери. Робот торчал посреди галерейки, в нескольких шагах от меня. Чтобы не прикоснуться к нему, проходя мимо, надо было сесть на поручень и, перегнувшись назад, проехать по лестничным перилам метра полтора, словно шаловливому мальчишке.
Так я и поступил. Приближаясь к роботу, старался светить все время в одну точку. Неожиданно я обнаружил, что у робота в том месте, где обычно бывает запасная антенна, вмонтировано тупое рыльце. А ведь я, казалось, отлично знал, чем располагаю. Я проштудировал все конструктивные изменения, которые они внесли в оборудование корабля, имея в виду мою "деликатную миссию". Деликатную — до чего ж точное определение. Я бы рассмеялся, если б только помнил, как это делается. Мелочь. Я забыл о мелочи. О тупом рыльце, которое было не чем иным, как стволом генератора антиматерии.
Держась за поручень, я передвигался сантиметр за сантиметром, словно играл в жмурки. Но это была не игра.
С собственным роботом так не играют. Что бы я ни сделал, он знает, где меня искать.
Когда я наконец сполз с поручня и почувствовал под ногами пол, мой мозг работал уже достаточно спокойно. До самой лесенки у входа я ни разу не оглянулся. И не пытался требовать от робота, чтобы он шел следом. Довольно того, что он не сделает этого по собственному почину. Или еще хуже: не по собственному. Нет такого робота с автономными информационными системами, который перестал бы слушаться человека. Однако если невозможное становится фактом, такого робота исправить нельзя. В лучшем случае он идет на слом. Разумеется, согласно теории. Во всяком случае, так было до сих пор.
Я спокойно, ступенька за ступенькой, не оборачиваясь, взбирался к люку. Почти у самого выхода задрал голову и испугался. Надо мной была только тьма. Если люк окажется запертым так же глухо, как та дверь…
Нет. Есть звезды. Белая точка, не больше булавочной головки, вколотой в бархат. Я подтянулся на руках и рывком выбрался на поверхность. Одна звезда была ярче других. Не больше, а ярче. Так выглядит Солнце с того места, где кончаются его владения.
Я повернулся и, не сознавая, что делаю, направился к кораблю. Через несколько шагов рефлектор нащупал его корпус. Четко вырисовывалась яйцевидная крышка люка. Она была откинута, как я ее и оставил.
Я изменил направление. Звезды бьми везде, я выбрал одну из них. Разумеется, я мог сориентироваться и иначе, но шел на звезду дорогой, которая в гравитационном пространстве требовала бы крыльев. Я хотел осмотреть полушарие, столь упорно скрываемое от человеческих глаз с того момента, как прекратилось вращательное движение пантомата.
Тьма понемногу перемещалась, приоткрывая все новые созвездия. Я не спешил. Старательно, метр за метром, прощупывал рефлектором тусклое покрытие панциря, словно искал потерянную зажигалку. И нашел раньше, чем мог предположить. Но не зажигалку.
Я остановился. Ничего особенного. Просто небольшое вздутие, похожее на перевернутую воронку. В десяти метрах от меня. Будто школьная модель вулкана высотой не больше двадцати сантиметров. На вершине отверстие с рваными краями, напоминающее пробоину. С таким же успехом это мог быть удар тупым молотком, нанесенный изнутри. Правда, еще не придуман молоток, способный пробить бетомитовый панцирь. Нет. Миниатюрный кратер возник в результате целенаправленного действия пантомата. Что еще? Впрочем, в принципе было достаточно и этого.
Пришла идея. Я включил аппаратуру и подошел ближе. Да. Ну конечно же!
Из пробитого в корпусе отверстия изливался в пространство непрерывный поток сигналов. Зачем он это сделал? Ведь мог воспользоваться любой антенной, которых в его распоряжении были сотни. Но антеннами управляли с Земли. Достаточно? Или нужно еще что-то?
Пантомат взял инициативу в свои руки. Моя миссия оказывалась гораздо более «деликатной», чем мог вообразить Норин. Или даже Грениан.
Мне стало жарко. Странно. Ведь я был спокоен. Теперь уже спокоен. Как никогда. И все-таки у меня вдруг перехватило дыхание. Я взглянул на индикатор под козырьком шлема. Темный. Баллоны с кислородом в порядке. Вентиль открыт полностью. Ноги парит, словно я стою на раскаленной жаровне.
Жаровня… Минуточку. Я взял в пальцы головку датчика, не превышающую размерами таблетку от головной боли, и низко наклонился.
Не надо было даже прикасаться к поверхности. Загорелась лампочка. Не жаровня. Но и холодной ее тоже не назовешь.
Здесь искать было нечего. Если, конечно, я хочу успеть. Если еще существует возможность успеть.
Высоко поднимая ноги, я пробежал несколько десятков метров. Неожиданно поверхность пантомата подо мной стала вишневой. Я подумал, что это конец. Но оказалось — всего-навсего шуточки зрения. Я становился и глубоко вздохнул. Там, где я сейчас стоял, должен был находиться тупой нос ракеты, прилепившейся к панцирю пантомата. Должен был… Но его не было…
Я лихорадочно схватился руками за шлем и, водя головой словно мячом, окинул окружающее пространство лучом рефлектора. Ничего. Пустота. Температура стала непереносимой. Свет красной лампочки под козырьком резал глаза, как луч лазера. Еще минута, может две. И все.
Я в отчаянии кинулся вперед, и вдруг прямо передо мной что-то блеснуло. Есть! Мало того, что мне предстоит изжариться живьем, так он еще отнял у меня корабль.
Ракета неподвижно висела в пустоте. Ее нос, переместившийся на несколько градусов, виднелся не дальше чем в десяти метрах. Десять метров межпланетной пустоты. Собственно, уже галактической. Но в моем положении — это едино.
Выбора не было. Каждая минута промедления могла стоить мне жизни. Я выхватил пистолетик, направил луч рефлектора в то место, где в корпусе ракеты начинаются защитные колпаки сопел, и прыгнул. Я оттолкнулся слабо, но это вовсе не означало, что в случае промаха я не улечу в бесконечность. Разумеется, я мог маневрировать пистолетом. Однако для того, чтобы двигаться в нужном направлении, следовало стрелять прямо в пантомат. А у меня уже был достаточный опыт, чтобы знать, на что он способен. Я бы сказал, больше чем достаточный. Перчатки скользнули по корпусу, как по гладкому льду. Я двигался, не снижая скорости, задрав ноги высоко над головой. Краем глаза увидел откинутую крышку люка. Рванулся в ту сторону, но тело не последовало за движением рук. Однако я все же притормозил. Притормозил достаточно, чтобы в полутора метрах от наклонно срезанного края сопла попасть левой ногой в корпус корабля. Магнит прилип к оболочке. Я остановился.
Переждал несколько секунд, потом встал. Закружилась голова. Глаза застилал пот, но индикатор потемнел. Я был жив. Аутодафе отменялось. Во всяком случае, пока.
Люк вел не в кабину пилота. Отсюда вышел робот, оставив себе дорогу для возвращения.
Я захлопнул крышку и через лаз быстро спустился в кабину. Когда я отблокировал рули, над входом еще горел красный огонек. Я ударил из лобовых сопел, как при аварийном торможении. Добавил еще раз, и потянулся к пульту связи. В кабине проснулись тысячи светлячков. Зазвучал смешаный гул сигналов. Я вернулся в свой мир.
Автоматы привели давление в норму. К куркам кислородных баллонов присосались штуцеры шлангов, опутывающих ту часть корабля, которая предназначалась для экипажа. Я снова был пилотом. Хозяином гравитационного пространства Солнца. Даже если оно — всего лишь одна из звезд.
Пантомат захлопнул дверь перед самым моим носом. Парализовал робота. Когда я обнаружил загадочный конус в месте, временно недоступном для земных фотообъективов, он решил избавиться от меня. Быстро и гигиенично. На всякий случай лишил меня ракеты…
Температуру — явление, казалось бы, невозможное в том месте, где я находился, пантомат поднял, возбуждая вихревые токи внутри корпуса. Изменения напряженности электромагнитного поля либо попросту нагрева оболочки могли встревожить компьютер ракеты. Пантомат усек опасность и действовал так, словно я находился на борту. Отключил магнит, одновременно отдалив корабль от опасного соседа. Ну что ж, он действовал вполне логично.
С расстояния в четыре тысячи метров пантомат выглядел в инфракрасном диапазоне как идеальный зеленоватый шар диаметром с лесной орех. Я увеличил изображение. Зелень побледнела, и на ней стала видна более темная точка. Вход. Все еще открытый, словно пантомат рассчитывал на мое возвращение. Я включил лазерные искатели. Температура панциря составляла двенадцать градусов. В пустоте! В миллиметре над оболочкой было минус сорок. Не думал, что здесь вообще возможны такие температуры.