В принципе следовало вернуться. Что бы там ни было, я не могу сказать, что выполнил задание. Правда, убедился кое в чем. Но одно это не уравнивало счета.
— Даже если ты вернешься, — сказал я себе вслух, — прежде стоит подумать.
Я подумал. Следующие минуты работал с компьютером. Проверил вычисления и привел корабль в движение. Внимательно следил, как он выходит на предвычисленную траекторию. Порядок.
Я двигался по низкой с точки зрения пилотажа орбите, на безопасном расстоянии от пантомата и уже не думал о возвращении. Подготовил линии связи, проверил семантические блоки компьютера и записывающую приставку. Не торопился. Раскинулся в кресле и из-под прикрытых век следил за игрой света на пульте. Темно-синяя точка каплевидной формы перемещалась по широкой дуге к центру экрана. Этой точкой был я. Мой корабль.
Прошло не менее тридцати минут, прежде чем дуга превратилась в полукольцо. Я оказался на продолжении линии, идущей через центр пантомата к самой яркой звезде. Прямо подо мной, если пользоваться земными понятиями, должно находиться то «нечто» в панцире. Пробоинка с острыми рваными краями. Как в старом затонувшем корабле.
Я застопорил двигатель. Долго искать не пришлось. В оконце рядом с экраном выскочили цифры пеленга. Попал точнехонько.
Я выключил все антенны, кроме одной — направленной. Подстроил системы связи и компьютера. Некоторое время разглядывал пантомат, словно надеясь высмотреть с такого расстояния роковую выпуклость. Наконец медленно протянул руку к пульту и перевел радиоперехват на фонию.
Кабину заполнил бесцветный, не то мужской, не то женский голос. Аппаратура, как всегда, переводила понятиями. Я вслушивался в слова, прежде чем они стали складываться в логический ряд. Тогда, в который уже раз. за этот день, лоб мой покрылся испариной. Я еще ничего не понимал. Только чувствовал, как мертвеет кожа на лице и голове. Но не от страха. Не от изумления. От ярости.
7 Вообще-то ничего особенного. Случись такое на Земле, это вызвало бы просто недоумение. Не более. Но то — на Земле.
Пантомат читал уголовный кодекс. Только-то и всего. Не важно, какой давности — ста или пятисотлетней. Холодным, бесстрастным голосом он бросал в пространство параграфы, добавления и комментарии — плоды горького опыта человека, живущего среди себе подобных. Коллективная мудрость поколений, вернее, мудрость коллектива, воплощенная в символы общественной хирургии. "Если кто-либо, намереваясь лишить жизни… — выговаривал голос, который в принципе мог принадлежать любому из нас, — …подлежит смертной казни".
На Земле. Но этот поток простой, на первый взгляд невинной информации возникал в пустоте и в пустоту уходил. Существа, которых он касался, не были инициаторами передачи. Они стали безвольными пешками в руках неведомых партнеров. А ставкой в игре могло быть все.
8 том числе и их существование.
— "…Приговор приводится в исполнение…"
Не имеет значения, что игра идет фальшивыми картами, что вырисовывающийся из потока объективной информации образ земной цивилизации оказывается обманом. Не важно даже, что этот кодекс, этот отражающийся в кривом зеркале продукт нашего общества возник из надежды и веры в прогресс. Не важно, ибо пустота Космоса — явление кажущееся. А ведь я напал не на самый сомнительный раздел передачи. Есть еще полицейская, медицинская, финансовая статистики. Есть психология и психиатрия. История…
Кто-то меня опередил. Кто-то либо что-то. Превратил плод человеческого гения в космического соглядатая. Он не пожелал ничего большего, чтобы узнать правду о заинтересовавшем его мире. И лишил нас возможности опровергнуть эту правду, которая, как всякая неполная правда, была обыкновенным обманом.
Минута за минутой, день за днем направленной волной уходит в вечность Космоса информация. В бесконечной череде импульсов, которые возможно перевести на язык любых мыслящих существ, заселяющих галактики, содержится знание о людях. Какая разница, слушает их кто-нибудь или нет. Безразлично, был ли пантомат перепрограммирован или же в результате постепенного усложнения собственной информационной структуры он сам из себя создал своеобразный пункт услуг. Важно одно — информация может быть воспринята. В самых отдаленных уголках Космоса. Там, где время, смена поколений, жизнь и смерть не существуют в земном значении этих слов. Независимо от причин, породивших изменения в его структуре, пантомат превратился в информатора. Более опасного, нежели когда-либо существовавшие или придуманные в политической истории мира.
Я рубанул рукой по клавишам. Голос умолк. Я склонился над пультом. Не спуская глаз с экрана, прощупал направленной антенной тот участок неба, на который был нацелен кратер «вулканчика». Поток, несущий информацию, проходил мимо ближайших звезд, пересекал район Порциона и бежал дальше, в глубь Галактики. Либо за ее пределы.
Я не стал уточнять направление. Конечно, это интересно, но не для меня. Я подожду лишь, пока достаточно длинный отрывок передачи с переводом на человеческий язык окажется в кассете записывающей приставки. Анализом займутся другие. Думаю, охотники найдутся.
Прошло двадцать минут. Меня кидало то в жар, то в озноб.
Достаточно. Я пробежал пальцами по пульту и запустил двигатель главной тяги. Мне было плевать на орбиты. В нескольких десятках метров от входа в пантомат я задрал нос ракеты и застопорил двигатель. Неожиданно на экране возникло какое-то движение. Словно приближался вырванный из мрачного колосса клок тьмы. Я бросил туда сноп света.
Это была та единственная информация, которой не обладал пантомат. В его системах умещались сведения обо всем, что касается человеческого мира, кроме одной «мелочи» — антиматерии. Граница Солнечной системы слишком недалека от нас, чтобы можно было допускать такое соседство.
Но мои роботы, специально приготовленные для выполнения "деликатной миссии", были снабжены генераторами. И именно один из них, вызванный мною, виднелся сейчас на поверхности пантомата, рядом с неприкрытой крышкой входа. Торчавшее из его брюха конусообразное рыльце вытянулось, как это бывает, когда начинают работать прицелы. Жерло смотрело не куда-нибудь, а в самый центр объектива, передававшего изображение на лобовой экран моей кабины.
На этот раз я не почувствовал ничего. Не глядя, рванул рычаги рулей. Я даже не подумал, успею ли. Навел прицелы, как на полигоне. Ударил из сопел. Ускорение выбросило меня из кресла, я стукнулся лбом о рамку экрана, так что на долю секунды потемнело в глазах. Когда я прозрел, пантомат был уже размером со звезду. Черную звезду, если это возможно. Но на увеличенном участке изображения по-прежнему был виден стоявший у входа робот. Он не стрелял. Все еще не стрелял. Значит, я успел.
Расстояние было в самый раз. Я кинул взгляд на оконце прицельника и нажал спуск. Ракету качнуло, но до меня не дошло ни звука. Еще мгновение, и впереди вспыхнуло солнце. Призрачный свет аннигиляции пронзил иллюминатор, прошил экраны, ослепил меня. Последнее, что я запомнил, было море огня, разбегавшееся в пространстве.
Когда я пришел в себя, вокруг стояла тихая, черная ночь пустоты, усеянная звездами. Предмет гордости и опасений ученых, центральная пантоматическая станция номер четыре перестала существовать. "Деликатная миссия" завершилась.
Я осмотрел экран и стрелки указателей. Корабль все еще летел кормой вперед в сторону Солнца. Я передал управление автопилоту и включил пеленг. «Маскировка» была уже излишней. Правда, с корпуса ракеты срезало все антенны и антирадиационные зеркала, и теперь он походил на свежеподстриженный газон. Я невольно улыбнулся, вспомнив о Норине и других. Будет о чем поговорить. Ну что ж, пусть наберутся терпения.
Если подумать, выбора у меня не было. Все решилось в тот момент, когда я вызвал вооруженного генератором антиматерии робота. После этого оставалось только две возможности: либо я, либо пантомат.
Тахдар работал исправно, на одной пятой мощности. Компьютеры выводили корабль в коридор. Я знал, что на Бруно автоматические усилители сообщают о моем положении в пространстве. Станция примет управление ракетой несколько позже, чем обычно. Но достаточно рано, чтобы считать дело законченным.