Он пропустил мое замечание мимо ушей, вздохнул и потер пальцами лоб. Потом выпрямился. Брови сошлись у него к переносице.
— И все-таки, — как бы с трудом выдавил он, — закон остался. Суди сам, потерял ли он актуальность… Даже если первоначально у него была другая цель. А ты, — продолжал он, — нарушил этот закон. И давай не будем играть в слова.
— Повесьте меня, — проворчал я. — Я бы не стал церемониться.
И тут меня осенило.
— Да ведь вы же не можете! Ведь в резерве всегда есть та коробочка. Правда, ее можно замуровать в склепе, как раньше поступали с вдовами владык. Но этого вы не сделаете. Человек — шелуха! А вот генофоры! Ого-го! Святая штука. Табу.
Его глаза ожили.
— Кстати, — сказал он совершенно другим тоном. — Тебя исследовали?
Понадобилось некоторое время, чтобы до меня дошло.
— Да.
— Ну и как? Не думай, что я лезу не в свои дела, — быстро добавил он. — Ты был очень близко от эпицентра. Аннигиляция в пустоте… Нам редко приходится иметь с нею дело.
Он смотрел на меня с любопытством, словно эта проблема поглотила его без остатка. Я пожал плечами.
— Не знаю. Они канителились со мной полдня. Совсем так, как в Центре перед стартом.
— И что?
— Ничего. Я бессмертен, — криво усмехнулся я. — И даже не спятил. Впрочем, в последнем они, кажется, не были уверены…
— Не удивительно, — мягко заметил Грениан.
— Во всяком случае, они обрадовали меня, сказав, что через несколько дней мы встретимся опять. Не знаю, куда мне деваться на это время. Игра окончена?
Он ответил не сразу.
— Да, — наконец произнес Грениан. — Что собираешься делать теперь?
Я открыл рот, чтобы ответить и вдруг почувствовал, что мне не хватает слов.
— Не знаю, — прошептал я неожиданно для самого себя. Странное ощущение. Я вынужден был говорить, потому что перестал думать. Я знал одно: мне нужен звук собственного голоса. — Не знаю. Когда останусь один…
— Кончай с этим, — прервал он. — Я хотел только, чтобы ты перестал паясничать. Это не пойдет на пользу ни тебе, ни нам. И незачем ставить свое решение в зависимость от поступков других.
Он задумался, глянул в иллюминатор и улыбнулся, словно увидел что-то. Но не в иллюминаторе. Далеко за ним. В пространстве.
— А что касается работы, — снова заговорил он, — то ты останешься в Комплексе. Не исключено, что у тебя прибавится занятий… вне Земли, — он осекся, отвел глаза и продолжал: — Может, это лучше, а может, нет. Остается вопрос: захочешь ли ты и дальше протестовать против… вечности таким же образом, каким проделал это перед отлетом с Земли? И прежде всего, что ты собираешься делать с собой?
Я долго молчал. Когда наконец смог ответить, мой голос звучал, как обычно. И была в нем уверенность, источник которой находился вне меня.
— Не знаю. Да и какое это имеет значение. Если не я, так вы что-нибудь для меня придумаете. В принципе мне все равно.
Он покачал головой и убежденно сказал:
— Ты прекрасно знаешь, что никто за тебя ничего не придумает… В любом случае у меня к тебе просьба. Когда что-нибудь решишь, приди ко мне. Неважно, что ты скажешь. Правду или нет. Можешь вообще ничего не говорить. Я хочу только взглянуть на тебя… когда ты решишь. Скажем, — он опять улыбнулся, — приглашаю тебя на реванш…
Я кивнул. Не хотел его обманывать. Не хотел многого из того, что случилось.
Я постоял еще немного и молча направился к выходу. Приоткрыв дверь, неожиданно услышал собственный голос.
— А что делать?
Я ждал долго. Его лицо потемнело. Он прикрыл глаза и беспомощно пожал плечами.
— Не знаю… Не знаю…
Игра окончена. Я понял это еще минуту назад, у двери, когда услышал звук собственного голоса здесь. Единственное, что я мог сделать, это перестать на него смотреть. И уйти.