Я засмеялся. Он стоял как вкопанный и смотрел на меня. Раз или два как бы с недоверием покачал головой. В его взгляде сквозило любопытство, но лицо было суровым, серьезным. Он пришел не забавляться.
— С нами хочет говорить Грениан, — сказал он наконец деловым тоном. — Он просил зайти за тобой.
Я поправил комбинезон и не спеша принялся натягивать ботинки. Праздничного настроя как не бывало.
Покончив с ботинками, я встал и направился к двери. Он подпустил меня на расстояние шага, потом загородил мне дорогу.
— Подожди. Правда, теперь это уже не имеет значения, но я хотел бы знать, какая муха тебя тогда укусила? Сначала ты разыграл комедию с катастрофой на аэродроме, чтобы отрезать себя от людей, а потом, когда они уже привыкли к подкидышу, ты сам нырнул в море? При этом они, — движением головы он указал на коридор, — считают, что шарики у тебя в принципе на месте. Так что же тогда было? Игра в размножение людей? Ты хотел показать, что такие, как ты, могут сотворить с их «вечностью»? Или просто попрыгал, чтобы поиграть у кого-то на нервах? В результате — свалял дурака. Я состроил загадочную мину.
— Возможно, — проворчал я. — А может, нет. Однако кое-чего я добился. Ты хочешь знать, что я думал в действительности. Ты. Именно ты. Тебе не кажется это поучительным? Не только для нас двоих, если разобраться. Откуда мне знать, о чем я тогда думал. Того, который, как ты говоришь, нырнул, кстати, не в одиночку, уже нет. Никто никогда не узнает, о чем он думал, что чувствовал, когда машина пикировала в море. И до того, как это случилось. Что же касается домыслов, то здесь у нас совершенно равные шансы. Абсолютно одинаковые. Ты все еще не можешь понять? Или не хочешь?
Я отступил на шаг и смерил его взглядом. Он улыбался. В определенном смысле это было ответом. Честно говоря, он не походил на человека, который не хотел бы понять.
Я переждал минуту и задумчиво сказал:
— Может, тот тип решил покончить с собой именно потому, что слишком далеко отошел от тебя, например превратившись в "пилота вечности". А может, он действительно решил заставить людей еще раз продумать авантюру с вечностью, в которую они впутались, по его мнению, несколько опрометчиво? Не знаю. И скажу тебе, — я понизил голос, — мне это совершенно безразлично. Вот правдивейшая из правд. Я не имею ничего общего с тем субъектом. И не хочу иметь. Меня интересует только одно: что дальше? Ну, пошли, — я выпрямился и легонько подтолкнул его к двери. — Нас ждут.
Он некоторое время молча глядел мне в глаза, потом вышел в коридор. До кабинета Грениана оставалось еще шагов тридцать, когда он резко остановился, повернулся и саркастически бросил:
— Удобная позиция — ничего не помнить. А если я спрошу, в этом ли дело? На твоем месте я все-таки чувствовал бы себя тем парнем, которым был. Во всяком случае настолько, чтобы знать, чего он хотел в действительности…
— Мне совестно, ты только и делаешь, что заботишься о других. Тебе, пожалуй, стоило бы бросить свои цветочки и стать сестрой милосердия. А может, я просто хотел занять твое место?
— Рядом с Финой… — быстро отреагировал он, и в его глазах мелькнули желтые огоньки.
Я онемел. Раздражение как рукой сняло. Ну как же это не пришло мне в голову сразу. Мне стало жаль его. Вряд ли это доставило ему удовольствие. Тем хуже. Мы разошлись дальше, чем я мог предполагать.
— Нет, — спокойно сказал я, — рядом с самим собой. А о Фине я предпочел бы больше не слышать. Ты сейчас ничего не знаешь, — я подчеркнул слово «сейчас». — Не помнишь. Со мной дело обстоит несколько иначе. Тем человеком был я, понимаешь?
Он несколько секунд прищурившись разглядывал меня, потом опустил глаза. Лицо смягчилось. Он не был зол. Скорее — озабочен.
— Эта девушка… — начал он тихо, как бы про себя, — я разговаривал с ней. Ее зовут Кира…
— Отлично, — бросил я. — Ты свое сказал. Мне и этой девушке. Теперь пора подумать, что скажешь им, — я показал на закрытую дверь. — И давай кончать с девушками. Ты изменился. Раньше тебе было достаточно одной. Что же касается истории на острове… — я схватил его за воротник, — скажи, что ты этого не хотел. Ну, скажи, у тебя ни разу не мелькнула такая мысль?
Я сам удивился, сколько сдерживаемого бешенства прозвучало в моем голосе. Ярость пришла неожиданно.
Словно я отступил во времени не на несколько недель, а на целый год. И так же неожиданно исчезла.