Сергеев взглянул на чемодан с бирочкой Аэрофлота. Прямо с самолета, накрутил себя в полете, торопился, боялся расплескать накопившееся негодование. Он отсутствовал три дня, с приятелями еще не виделся.
Если верна основная посылка и вербовка осуществлялась в Монте-Карло в ночь с восемнадцатого на девятнадцатое, то никого из четверых в гостинице оставить не могли, растащили всех в разные стороны. Ведь друзья могут зайти друг к другу в любое время, возникнут ненужные вопросы, разговоры. Нет, такой вариант были обязаны предвидеть, все четверо были разъединены. Где же был Новиков, чего он так боится?
— Почему вы молчите, гражданин майор? — спросил Новиков и замолчал.
Сергеев сочувственно кивнул, мол, понимаю, что про вас, артистов, ни рассказывают, а тоже люди, бесконечно говорить чертовски утомительно. Майор забыл, что Новиков не просто артист, а заслуженный. Голос у него поставлен безукоризненно, и сил он тратит меньше.
— Мне звонит друг, жалуется, что житья не стало. Конкретно ни в чем не обвиняете, мучаете недомолвками, оскорбляете подозрениями. В чем дело, гражданин майор?
— Извините. — Сергеев снял трубку, стал набирать номер Зверева. — Лев Михайлович, простите за праздное любопытство, вы последний раз случайно не заключенного играли?
— Нет! А что? — Новиков насторожился.
— Вы так естественно произносите: «гражданин майор». Я решил, вы, так сказать, в образе находитесь.
— Преступников играл неоднократно, арестованных не довелось. — Новиков сел, закинул ногу на ногу, но вновь вскочил. — А что? Это намек? Или, может быть, угроза?
Сергеев услышал в трубке ровный голос Зверева, лишь махнул отрицательно рукой.
— Добрый день, Николай. Сергеев беспокоит.
— Здравствуйте, Олег, — ответил Зверев. — Надеюсь, вы вчера не обиделись? Как прошел вечер?
— Что вы, конечно, не обиделся. Я понимаю, вы захотели срочно позвонить в Одессу, пользоваться телефоном Тани сочли неудобным.
— Браво, майор! — Зверев рассмеялся. — Я вижу, вы еще не потеряли профессионального интереса к нашей компании.
Новиков встал, нервозно заходил по кабинету. Но так как Сергеев не обращал на него внимания, актер зашептал:
— Товарищ майор, вы меня не так поняли. — Он тронул Сергеева за плечо, повторил: — Выслушайте меня.
— Рад бы, Николай, поговорить с вами о театре и футболе, но, как говорится, дружба дружбой… У меня в кабинете приятель ваш. Он уже час мне доказывает, что вы ему на меня жаловались, просили защиты. — Сергеев знал, как довести Зверева до белого каления, — трубка молчала, и майор спросил: — Вы меня слышите?
— Слышу.
Новиков прижал руку к груди, понял, что поздно, сел на диван, отвернулся.
— Лев Михайлович грозил мне разными карами. Шутки шутками, но обвинение в служебном проступке…
— Я вас понял, Олег Николаевич, будьте любезны, дайте этому человеку трубочку, — перебил Зверев. Олег очень ясно представил, как он стоит, чуть наклонив голову, и щурится.
— Пожалуйста. — Сергеев повернулся к актеру, протянул трубку. — Будьте любезны, Лев Михайлович, уточните детали.
Новиков тряхнул несуществующими кудрями, взяв трубку, жизнерадостно заговорил:
— Привет, писатель! Товарищ майор склонен к преувеличениям… — Он замолчал, вдавил трубку в ухо, стараясь, чтобы ни звука не долетело до Сергеева, слушал, улыбаясь.
Сергеев наблюдал за ним с любопытством. Лишь капелька пота, предательски юркнувшая от виска по щеке, свидетельствовала, что расчет оказался верен. Актер сделал вид, что ему нужно высморкаться, достав платок, незаметно вытер лицо и шею. Сергеев много бы отдал, чтобы услышать слова Зверева. Майор терпел оскорбления Новикова около часа и мог бы позволить себе двухминутное удовольствие. Единственное, что разрешил себе Сергеев, — это достать носовой платок и вытереть мокрую от актерского пота телефонную трубку.
— Вы сейчас домой? Верно, устали с дороги? — спросил Сергеев. — Давайте, я отмечу пропуск.
— То есть как? — не понял Новиков. — Но мы должны поговорить.
— Вы еще не все сказали? Извините. — Сергеев отложил авторучку, приготовился слушать.
— Что именно вас интересует? — Новиков оживал на глазах, обаятельная улыбка заскользила по лицу, жесты приобрели привычную пластичность. — Я знаю, вы расспрашивали о нашем вояже в Монте-Карло. Вас, видимо, интересуют детали. Какие именно?