— Действительно, пошли к Сергееву, выложим все начистоту. Нам скрывать нечего. Что же это получается? — Борис сделал паузу, но никто не ответил. — Дожили, что нами занимается контрразведка, а мы чего-то юлим. — Борис развел руками. — Человек серьезным делом занят, мы помочь должны. Ну, вы думайте, а я побежал, — неожиданно заторопился он. — Привет, ребята!
Когда Борис вышел, Петр сказал:
— Врет Борька. Я такое узнал…
Зверев махнул рукой, тяжело опустился на стул.
— Надоело. Если хочешь кофе, то вари сам.
Петр сварил себе кофе, сел напротив Зверева, который старался не смотреть на друга. Николай видел, что у Петра что-то произошло и он приехал «плакаться». Сил у Зверева оставалось на копейку, а для решения собственных дел требовалось их немало. Если попросить у Петьки помощи, он от удивления упадет со стула. Давно решено и подписано, что Николай Зверев собственных забот не имеет, он силен, удачлив, все знает, все может. Он таскает масочку героя, когда хочется завыть от тоски. Но ведь не скажешь другу: заткнись, без тебя тошно. Зверев посмотрел, как Петр наливает коньяк в стакан, перевел взгляд на его, как всегда, бледное усталое лицо.
— Тебе не кажется, что ты начинаешь пить? — Зверев удивился своему осуждающему тону. Ведь совсем недавно у него существовала теория — коньяк лучший друг, ласков и не болтлив, с ним можно расслабиться, быть откровенным. Коньяк не осудит, обласкает, снимет заботы… Была у него такая теория. Дорого он за нее заплатил.
— Кажется. — Петр проглотил изрядную порцию. — Я сейчас виделся с Сергеевым. — Зверев наклонил голову. — Как ты и предупреждал, он выпотрошил меня довольно быстро. Теперь уже скрывать нечего. — Петр снова налил. — Помнишь ту шведку, что крутилась около Левки? Ночь в Монте-Карло, море огней… Мы гуляли по городу… Она была так заинтересована мной… В гостиницу я попал на рассвете. Ты скажешь: подумаешь, трагедия? Да, трагедии нет, да и говорить-то не о чем. Но ты знаешь мое отношение к жене, знаешь, что я всегда осуждал и осуждаю Бориса и Левку! Не смотри на меня! Не ухмыляйся!
Зверев покорно отвернулся.
— Ночь в Монте-Карло! Кто поверит, что мы просто гуляли? Я не хотел, чтобы вы об этом знали.
— Контрразведка получила ценный материал, — съязвил Зверев.
— Да, ценный! — Петр выдвинул подбородок, раздул ноздри. — Ты должен помочь Борису. Я запутался, наболтал лишнего, Борька попал в скверную историю.
— Заткнись, Петя, — попросил Зверев. — Дай пять минут отдохнуть, а пока свари мне кофе.
Он зашел в кабинет, проглотил две таблетки элениума и одну от головной боли. Затем разделся, принял душ, растерся до боли полотенцем. Одевшись и тщательно причесавшись, сел, подвинул чашку и сказал:
— Валяй!
— Сейчас Борис крутит любовь с Мишкиной лаборанткой. Он просил не говорить тебе, и я молчал. Часы ей подарил он, а Сергеев почему-то решил, что это сделал я. Не думая подставить ножку, я сказал про Борьку. Какое кому дело? Я сказал просто так, чтобы сбить с майора-всезнайки спесь. Он не обратил даже внимания, спросил у меня, где я был утром в субботу восемнадцатого мая. Мы были с женой в Музее изобразительных искусств, там я увидал Бориса, удивился, конечно, решил, что он притащился за какой-нибудь девицей. Тем более что Борис меня упорно не замечал. Он стоял с какими-то типами — один высокий, другой совсем маленький, — увидел меня, отвернулся. Ты знаешь, жена недолюбливает Бориса, и я не подошел.
— Пропусти описание зала, скульптур, картин, собственные настроения, самочувствие жены. Сюжет, пожалуйста.
— Я смеясь сказал об этом майору, назвал Бориса как свидетеля, который может подтвердить, что я был в музее.
— Ну? Короче? — Зверев подался вперед.
Петр тоже наклонился, они почти соприкасались лбами.
— Когда я описал Борькиного собеседника, майор достал из кармана несколько фотографий. Одна была портретом высокого типа, который говорил там с Борисом. Я хотел промолчать, но ты знаешь мое лицо. — Петр вздохнул. — Майор все понял. Этот тип явный иностранец. Его фотография была в кармане майора с Лубянки! Ты понял?
— Отстаньте от меня, — глухо сказал Зверев.
ДВАДЦАТЬ СЕДЬМОЕ МАЯ. ПОНЕДЕЛЬНИК
Около шести часов Сергееву позвонили из канцелярии, он спустился на третий этаж, расписался в получении двух конвертов. В них были ответы на его запросы.
Из Подольска сообщали, что Борис Александрович Нечаев выехал из командировки в пятницу семнадцатого мая. Его провожал главный инженер предприятия. Следовательно, Борис вернулся в Москву в пятницу вечером, а не в субботу днем, как он утверждает. Домой он пришел после двух часов дня, уже в субботу. В это же время вернулся в гостиницу исчезнувший рано утром Фрэнк Дональд. До девяти иностранец находился в Загорске, цель поездки остается неизвестной, можно предположить, что просто убивал время. Встреча с Нечаевым была назначена в музее, на десять часов. Дональд понимал, что может находиться под наблюдением, и, чтобы не привести контрразведку к Нечаеву, уехал из гостиницы очень рано. Где ночевал Нечаев? Возможно, у лаборантки Соколовского. Девушка живет в изолированной квартире, и он прямо с вокзала проехал к ней. На следующий день в десять он был в музее, куда обычно не ходит, встретился с Дональдом и каким-то неизвестным.