Так что капитан стражи Вольфгер Лейт мог сколько угодно раздражать меня своей вопиющей необразованностью — всерьез разозлиться у меня все равно не получалось.
Старый зеленый проныра, вот знал же, чем девушке угодить…
О том, что мы все еще работаем, я спохватилась только тогда, когда карета остановилась у другой лавки — куда менее презентабельной на вид и в куда более вонючем квартале. Приняв руку вервольфа на выходе из кареты, я брезгливо приподняла юбку и уже ее не опустила. Небо хмурилось все сильнее. Мне на нос даже шлепнулась одинокая капля, и я мотнула головой, сбрасывая ее.
Визит в эту лавку, как и в три следующие, к сожалению, дал еще меньше, чем разговор с почтенным Ошат-даро. Да и сами торговцы вместо того, чтобы расплыться улыбками навстречу дорогому гостю, становились нервными, замкнутыми и еще более подозрительными. Кажется, они и сами это понимали, а от этого нервничали еще больше. А я — все больше понимала, почему капитан столь настойчиво отказывался от моей компании.
Особенно — когда до последнего пункта назначения, которым оказалась даже не лавка, а захудалый то ли бар, то ли трактир, мне пришлось добрых метров триста тащиться пешком по невнятному подобию дороги, потому что карета не могла проехать по слишком узкой улице. Признаться, я даже не подозревала, что в Лидии в принципе есть такие места, куда больше похожие на захудалую деревню.
Лейт задавал одни и те же вопросы, получал одни и те же ответы — не видел, не знаю, ни в чем не виноват, а сразу после этого — заверения, что если вдруг, то сразу и непременно. От меня и моего присутствия толку не было никакого, и я уже была не рада, что вообще во все это ввязалась.
А вишенкой на торте стал дождь.
Нет, не дождь. Ливень.
Он ударил сплошной стеной, обрушившись на наши головы, как гильотина, на полпути к карете.
Я взвизгнула, бестолково метнулась в поисках укрытия. Взметнувшийся ветер щедро плеснул воды в лицо, в глаза… А в следующее мгновение капитан Лейт ухватил меня за руку и побежал. Я не рухнула в грязь, наверное, только потому, что, влекомая с такой силой, почти не касалась земли.
Вервольф впихнул меня в карету — мокрую насквозь, дрожащую, стучащую зубами, залез сам и встряхнулся, как самый настоящий пес, обдав меня мелкими брызгами.
— Куда, госпожа Алмия? — сунул нос в окошечко кучер, укрытый водоотталкивающими чарами.
— Домой, — раздраженно рявкнула я, благо паренек знал мой новый адрес.
В такие минуты я всегда остро завидовала магам других специализаций. Артефакторам сушка давалась нелегко, да еще и невозможно было сушить одежду, когда она надета на живое существо, сначала ее надо было снять.
Тут я вспомнила, наконец, что я в карете не одна и против воли подумала, какое лицо сделалось бы у Вольфгера Лейта, примись я сейчас стаскивать с себя промокшие насквозь тряпки.
Воображение оказалось бессильно. Сейчас лицо у капитана было таким же, как и всегда — собранно непроницаемым. Он провел по лицу широкой ладонью, стирая с него воду, и выглянул в окно, кажется, пытаясь прикинуть, куда мы едем.
— Прикажите высадить меня на перекрестке с проспектом Золотых рук. Мы же будем мимо него проезжать?
Я посмотрела на вервольфа с недоумением.
— Зачем? Рабочий день окончен. Дождь будет лить еще час как минимум, раз уж так разошелся. Вы едете ко мне. Обсохнете и, когда буря утихнет, отправитесь по своим делам, какими бы они у вас там ни были.
— Что вы, мастер Алмия, — хрипло отозвался вервольф. — Я и так сегодня чрезмерно злоупотребляю вашим вниманием.
Я готова была поклясться, что этот предельно вежливый, но просто-таки сочащийся ядом тон он скопировал у меня! Плагиатор!
— Да и по правде говоря…
Выслушивать себя в исполнении капитана городской стражи мне надоело очень быстро.
— Это не обсуждается, — отрезала я и, не в силах больше удерживать лицо, зябко обхватила себя ладонями за плечи. Мокрая ткань неприятно липла к телу, в туфлях тоже хлюпало, и я подозревала, что мои любимые чулки безнадежно испорчены. — Это моя карета, и коль скоро вы ею весь день пользуетесь, будьте любезны сейчас ехать туда, куда вас везут и быть благодарным.