Желание это мастер Алмия отшибла быстро, заменив его на куда более яркое — придушить гадину. Иногда Вольфгеру казалось, что где-нибудь у нее имелся список важнейших жизненных целей, в котором обязательно значился пункт — «выбесить капитана шестого отделения Лидийской стражи». До сих пор вервольф держался, но в глубине души подозревал, что именно его выдержка и доставляет мастеру Алмии наибольшее наслаждение. И сорвись он хоть раз, она вполне вероятно, потеряла бы интерес к этому безмолвному (по крайней мере, со стороны оборотня) противостоянию.
Понимал, но все равно держался.
Вот и сейчас Алмия словно почувствовала возвращение своего любимчика, и едва заметная улыбка тронула красиво очерченные губы, идеальность которых подчеркивала яркая помада.
— Что у вас, мастер Алмия? — сдержанно поинтересовался Вольфгер, приближаясь и стараясь не обращать внимания на надменно следящего за происходящим подполковника.
Валлоу прибыл сюда только потому, что дело происходило в доме Корвинов и, кажется, сам толком не знал, чем ему тут заняться. А потому только беспричинно всех дергал и покрикивал с важным видом.
— С точки зрения артефактики дело более чем однозначное, капитан, — безмятежно отозвалась женщина, поворачиваясь к вервольфу.
— Вы же сказали, что для того, чтобы разобраться, вам потребуется несколько часов, а может, и дней! — вмешался в разговор Валлоу.
— Вы интересовались «Сколько можно копаться?», господин подполковник, — надменно отозвалась мастер Алмия, по-кошачьи сузив глаза. — И я предельно честно вам на этот вопрос ответила. Копаться — можно долго.
Вытянутая физиономия начальника Управления налилась краской, и Вольфгеру показалось, что он сейчас разорется так, что будет слышно в самой Арданне, славной столице, но Валлоу в последний момент все же взял себя в руки и промолчал, а артефакторша снова повернулась к капитану и продемонстрировала ему то, что держала в руках на белой салфетке.
Булавка.
Безопасная, но обычной ее назвать было нельзя. Во-первых, потому, что сделана она была явно из серебра, а во-вторых, ее круглое ушко не пустовало. В него был вставлен мутный, пошедший многочисленными трещинами камень.
— И что это? — опередил Вольфгера Валлоу, и капитан даже начал испытывать к начальнику что-то вроде благодарности — мужик явно решил со всей ответственностью принять на себя огонь.
Алмия смерила его фирменным взглядом «и за какие грехи боги послали мне этих идиотов?» и произнесла тоном «ну это же очевидно»:
— Амулет подчинения в технике привязки на крови.
И все. Как будто бы это был абсолютно исчерпывающий ответ. На самом деле для любого артефактора он наверняка и был исчерпывающим, но артефактором Вольфгер не являлся. Зато он был стражем порядка и прекрасно знал, что любые воздействия, подавляющие свободную волю разумного существа, будь то заклинания, зелья или артефакты — запрещены на территории как этого королевства, так и соседствующих. А применение их карается по всей строгости, чаще всего — смертной казнью. И теперь Вольфгеру очень хотелось бы знать, что на самом деле лежит в этом закрытом сейфе. Потому что кража — это одно. А использование подобного приспособления, чтобы добраться до желаемого — совершенно другое.
Но сейф был недосягаем до прибытия хозяина дома, а потому вервольф вернулся мыслями к булавке на салфетке в руках мастера Алмии.
— Почему он испорчен?
— У артефактов подчинения, особенно тех, что на крови, очень мощная энергетика. Резко конфликтующая с другими сильными магическими проявлениями. Николас, — артефактор произнесла имя господина Корвина настолько небрежно, что было абсолютно очевидно: сделано это не для показухи, а по привычке, — наверняка установил на сейф опознавательные чары, которые дают прикоснуться к нему лишь определенным людям. Вероятно, если сейф попытается открыть человек, который не имеет подобного разрешения, то его оглушит — это довольно распространенная техника защиты…
— Вероятно? — не унимался Валлоу. — Нам нужны факты, госпожа эксперт, а не предположения.
— Вы можете попробовать коснуться сейфа, господин подполковник, — все тем же ровным тоном отозвалась Алмия. — И мы получим неопровержимый факт. Заверяю со всей ответственностью, вашему здоровью не будет нанесено ни малейшего ущерба.