— Советская сторона добивается не простого прекращения огня в Европе, а наступление мира, а это невозможно без проведения мирной конференции. Мы совершенно не против участия в ней английской стороны, но не как полноправного партнера, а только как бывшего союзника по антигитлеровской коалиции, без права решающего голоса. Возможно, это право английской стороне будет возвращено, но только в ходе переговоров.
Делая вид, что наслаждается вкусом чайного букета порожденного на далеких плантациях Асама, Майлз лихорадочно думал над предложением Вышинского. В нем был свой смысл и логика, а также хорошее пространство для маневра, но посланник был связан жесткими инструкциями госдепа, не позволявших проявлять самостоятельность.
— Звучит очень заманчиво, господин Вышинский, — сказал американец поставив пустую чашку на блюдце. — Однако лишение права решающего голоса своего давнего партнера по коалиции, без убедительных доказательств его вины — это для правительства Соединенных Штатов совершенно неприемлемо. Мирные переговоры могут начаться только с участием трех сторон как это было запланировано в Ялте и при полном выводе советских войск из английской зоны.
Майлз говорил твердым, хорошо поставленным голосом, но проницательный взгляд Андрея Януарьевича заметил, что его предложения произвели впечатление на американца.
— Мне очень жаль, господин Майлз, что сделав шаг мы пошли по кругу и вернулись к тому с чего начали. Хотя имели неплохие шансы продвинуться вперед. Единственное, что радует в этой ситуации, это то, что как вы верно заметили в Европе прекратили стрелять. Очень надеюсь, что этот факт станет твердой основой в наших дальнейших переговорах.
— Можете не сомневаться, господин Вышинский. Генерал Эйзенхауэр получил приказ из Вашингтона не открывать огонь первым. Только в случаи нападения.
— Могу вас заверить, что советские войска имеющие соприкосновение с вашими войсками получили точно такой же приказ. И значит боевые действия между нашими странами полностью исключены.
— А в отношении британских войск, армии маршала Рокоссовского получил такой же приказ?
— Нет. В отношении английских частей такого приказа нет. Есть только приказ о прекращении огня, но он может быть отменен в любой момент, так как британский премьер министр всячески саботирует начало мирных переговоров между нашими странами.
— Возможно, что это из-за невыполнимых условий, что выдвигает советская сторона.
— Вполне возможно, но это тема совершенно иных переговоров, господин Майлз, — отрезал Вышинский, — если у американской стороны возникнет потребность обсудить план и условия совместных действий против японцев, советская сторона готова к этим действиям в любое время суток. Всего доброго — Вышинский с достоинством наклонил голову и вежливо раскланялся.
Куда более напряженный и нелицеприятный разговор, состоялся примерно в это же время в Мюнхене, между генералами Эйзенхауэром и де Голлем. Француз настаивал на скорейшем возвращение танков генерала Леклерка во Францию, но американцы не спешили выполнить требование главы временного французского правительства. Вернее сказать они были не против перемещения французских танкистов, но категорически отказывались предоставить им горючее для столь продолжительного марш броска домой.
— Кто нам заплатит за бензин господин генерал? Пока шла война мы были союзниками и бескорыстно помогали вам ради общей победы. Теперь, когда наступил мир, пришла пора деловых отношений и мы в праве требовать от вас расчета за горючее для ваших танков — противно жужжал бригадный генерал Эмберс, ответственный за материальное снабжение французских частей.
— Пришлите счет и французское правительство оплатит его. Даю вам свое честное слово солдата — властно произнес де Голль, но его слова вызвали только улыбку у американца.
— Извините генерал, но моя должность не позволяет верить на слово кому-либо. Будет лучше, если вы дадите расписку как временный командующий французской армией — предложил Эмберс, чем вызвал негодование у генерала.
— В первую очередь, я глава временного французского правительства господин Эмберс и только во вторую, командующий французской армии. Готовьте документы, я их подпишу немедленно — на скулах генерала заиграли гневные желваки.
— Я прошу у вас извинение за генерала Эмберса. Мне самому крайне неприятен этот разговор, но что делать. Во время войны любой командующий армии царь и бог, но в годы мира, все мы заложники чиновных бюрократов и финансовых проверяющих. Вы не поверить, но порой я и сам боюсь Эмберса и его проверяющих — попытался пошутить Эйзенхауэр, но француз не принял его тон.