Пробив оборону англичан, они устремились дальше и вскоре достигли главной своей цели моста Эразма. Из последних сил, советские воины перешли на ту сторону Рейна и вступили в Роттердам. Идти дальше было крайне опасно, неизвестно какими силами обладал британский гарнизон города. Поэтому кавалеристы заняли глухую оборону и с тали дожидаться подхода главных сил корпуса.
Долгих пять часов они ждали прихода своих, отражали атаки, ждали и снова отражали. От яростных боев число их сокращался, но они все же смогли удержать свой плацдарм до подхода бригады десантников, сброшенных по первому требованию Петренко на просторные поля Хуксеварда.
В результате упорных и продолжительных боев, к 25 сентября южная часть города осталась за советскими войсками, тогда как северную половину Роттердама удерживали англичане. Ради этого генерал Крафтон бросил в бой свои последние резервы. Его солдаты отчаянно цеплялись за каждый дом и улицу этого города, но все это было уже напрасным. Маршал Рокоссовский сумел перерубить лапу британского паука и серьезно ухудшил его общее положение.
Но не только лапы рубились в третей декаде этого сентября. Отрубались и хвосты, коими полковник Петров успел обзавестись с головой окунувшись в мирную парижскую жизнь. Ведь в его прямые обязанности входило не только поддержания боеготовности дивизии, но и участие в маленьком «дипломатике». Как глава ограниченного советского контингента, комдив был вынужден наносить различные визиты в те или иные инстанции французской республики.
Вернувшись после очередного такого визита Петров собирался как следует подкрепиться. Среди немногих недостатков полковника, было гурманство. Только хорошо поев он мог говорить с подчиненными о делах, а тот жидкий чай и тощие пирожки, которыми угощали его французы не могли считаться едой.
Идя по коридору полковник уже предвкушал скорое пиршество с отварным рисом и хрустящей луковицей. Будучи восточным человеком, из всего пищевого многообразия именно этому он отдавал свое предпочтение. Кроме этого дивизионный повар готовил ему чудную соевую пасту вместе с прожаренными ржаными кусочками хлеба. Все это ждало его уже в кабинете, но в этот черти вынесли в коридор Красовского.
— Георгий Владимирович, — начштаб решительно загородил ему дорогу, — тебя Шалашов искал. Хотел с тобой поговорить.
— Шалашов? — недовольно буркнул Петров, который как истинный военный не особенно жаловал особистов. — Ладно, поем и зайду.
— Слушай, зайди сейчас — многозначительно произнес Красовский и несмотря на урчание в желудке, Петров не стал с ним спорить. За время пребывания в Париже он сошелся с начштабом и с полуслова понял всю недосказанность.
— Что случилось, Андрей Валентинович? Опять не ту француженку подвез — насупившись спросил комдив особиста, который устроил целое расследование его отъезда из части с Констанцией.
— Да, нет, ничего особенного не случилось. Просто поговорить хотел. Чаем угостишь? — доверительно спросил подполковник. Высокий, широкоплечий коротко постриженный, он был больше похож на промысловика, чем на особиста. С первого взгляда было трудно поверить, что за плечами этого улыбчивого и слегка застенчивого человека были погони, засады, смертельные схватки с диверсантами, а также умелая работа по их перевербовке. Только небольшой прищур глаз, мог подсказать наблюдательному человеку о внешнем несоответствии с внутренним содержанием.
— Чаем? Можно и чаем — суховато бросил Петров. Разговор с Шалашовым явно не сулил полковнику большой радости, только маленькую — хорошо поесть.
— Ну и как тебе французы? — спросил особист, дав полковнику умять половину тарелки риса и похрустеть луковицей. Утром члены парижской мэрии прислали Петрову приглашение и полковник был вынужден поехать.
— А, полная с ними ерунда, — решительно заявил комдив наслаждаясь божественным вкусом риса, — типичные пикейные жилеты. Достали своими расспросами как это японцы умудрились изготовить атомную бомбу. Ну не могли, они по их понятиям её сделать и всё тут. Мозги не те, образование не то и руки не из того места.
Полковник намазал пастой хлеб и принялся наслаждаться вкусом, не забывая поглядывать на собеседника, что мирно пившего чай в прикуску из граненого стакана.
— Да, Бриан — это голова. Бенеш тоже голова, а Чемберлен и Клемансо — две головы — блеснул познанием в литературе особист.
— Вот-вот. Эти господа все ещё не могут понять, почему немцы не стали штурмовать «линию Можино» в лоб, а двинулись в обход. Ведь должны были! Так и хоте поведать под большим секретом, что секретную технологию им с Фиджи завезли.
— Нет, лучше с Туамоту. Это их окончательно добьет. Представляю газетные заголовки «Дикие туземцы обладают знанием атомного оружия». Миллионные тиражи и все будут ждать продолжения — пошутил Шалашов.
Петров уголком рта усмехнулся над шуткой особиста и забросив последнюю ложку риса спросил.
— Все пишет? Никак не уймется?
— Конечно пишет, куда ему деваться — подтвердил особист, — крепко ты его обидел.
— И что нового поручил тебе узнать член Военного совета основываясь на сигналах товарища Правдюка.
— Выяснить почему ты скрыл знание французского языка не указав это в анкете.
— И только? — полковник презрительно скривил губы.
— Как сказал товарищ Субботин этого вполне достаточно, чтобы отозвать тебя отсюда, а если подтвердиться факт морального разложения то понизят до майора — доверительно сообщил Шалашов.
— Тогда лучше до капитана. Капитаном войну начал, капитаном и закончу — Петров налил в чашку заварку, добавил молока, плеснул кипятка и маленькими глотками стал смаковать чай без всякого сахара.
— Так как насчет французского? — поинтересовался особист. Прошедший долгую дорогу войны, он видел в полковнике в первую очередь своего собрата фронтовика. Поэтому и затеял этот разговор, а не вызвал Петрова на допрос под протокол.
— Французский? Был грех, — признался полковник, — в тридцать шестом проходил ускоренный курс французского перед отправкой в Испанию. Ну а в анкете не указал, так как давал соответствующим органам подписку о неразглашении. Если кому надо, то пусть делают запрос, им подтвердят.
— Ясно. Попал бы к франкистам в плен, изображал бы вьетнамца, с сайгонским акцентом лепетал бы «же не ву компрампа» и требовал бы французского консула — усмехнулся Шалашов.
— с лаоским акцентом, — с достоинством уточнил полковник, — только сдаваться не собирался. У меня всегда с собой «лимонка» была.
— Да, не повезло товарищу Правдюку в поисках истины — притворно вздохнул особист, а затем добавил, — поберегся бы ты Георгий Владимирович со своей француженкой. Как боевой товарищ советую.
— Слушай, Андрей Валентинович, я знаю, что большинство наших заграницей попадаются на водке и подставленных им бабах. Поверь мне, знаю не по наслышке, но это не тот случай. Все вышло случайно. Петр свернул не на ту улицу и проехали бы мимо, если бы не перегородили скамьей дорогу. Ну а потом встречались всего лишь пару раз.
— Не пару. Правдюк пишет…
— Да пошел он, писатель моралист — Петров навалился на стол локтями. — Ладно, он сынок номенклатуры, но ты, чего к ней привязался? Она меня не вербовала, секреты не спрашивала, к измене не склоняла!
— Не горячись. Если интересуюсь значит не из простого любопытства, где, когда и сколько раз, — осадил полковника Шалашов. — Возня тут началась и возня не простая. Ты ничего подозрительного не заметил в последние дни?
— Да вроде нет. Вот только сегодня в мэрии, переводчик местный, господин Савиньин все приглашал посетить кафе «Арли» в любое удобное время. И заведение приличное и кормят недорого.
— Переводчик Савиньин?
— Да, скорей всего белоэмигрант. По-русски говорил правильно, но с легким французским акцентом.
— Ну и что ты?
— Следуя полученным от вас инструкций поблагодарил за внимание, но от дальнейшего развития темы уклонился. Как учили.
— Обязательно проверю этого переводчику у французских товарищей, но не нравиться мне все это. Чувствую, что взяли они тебя в разработку — хлопнул по столу Шалашов.