Советская Армия наступала, и немцам пришлось взорвать бункер. Научная лаборатория переехала на африканский континент и плодотворно работала по сей день [Имеется в виду время, описываемое в романе - 1975 -1985 гг.].
Где находилась лаборатория, отец так и не сказал сыну, но уверял, что тот не пожалеет, если согласится сотрудничать. Каким образом Дорожкин фон Штайн так быстро уговорил его работать на себя, Алексей до сих пор не мог понять. Это было словно наваждение, но впоследствии он не жалел об этом. Уже тогда Дорожкин-младший понял, что не хочет возвращаться в Союз, не желает поклоняться коммунистическим идолам. Внешне он был очень похож на отца. Но если для Дорожкина-старшего научная деятельность стала символом его существования и занимала в жизни главенствующее место, то для младшего всегда был только один бог - деньги, на которые он мог бы купить все, вплоть до личной свободы. Во всяком случае, он в это верил.
Алексей помог отцу получить секретную информацию о новых советских вирусах, проходящих испытания в Африке. После этого, для своих коллег в ГРУ, Дорожкин-младший должен был покинуть этот бренный мир. Но спектакль в Луанде неожиданно сорвал агент, оказавшийся слишком умным. Вскоре после африканского провала в 1976 году Дорожкина срочно отозвали в Москву и после долгой и нудной проверки сделали одним из номенклатурных работников разведуправления.
Для Алексея наступили черные дни. Кто пожил за границей хотя бы полгода, тот очень долго не может привыкнуть к жизни в Союзе. Причем неважно, где ты был - на диком Востоке или цивилизованном Западе, разница лишь в полярности переживаний, но не в их остроте. Подобный синдром наблюдается практически у всех дипломатов, членов их семей, разведчиков, военных советников, а также других служащих посольств или представительств. Они, как никто другой, знают про ностальгию по родине. Да, они с удовольствием приезжают в Россию, но лишь на некоторое время, чтобы, вдохнув забытый воздух отечества, поскорее вернуться назад. И хотя там тоже хватает проблем, но почему-то выбирают именно их, а не свои доморощенные.
Отношения с родными у Дорожкина тоже не складывались. Жена, героически терпевшая разлуку с мужем в течение целого года, в конце концов сорвалась в крутой вираж, да так сильно, что возвращение любимого и единственного было уже не в радость. Полковник не стал устраивать сцен и уж тем более разводиться, что крайне негативно отразилось бы на его карьере. Он предоставил жене полную свободу и переехал к матери, которая была уже при смерти. Мать не заставила себя долго ждать и через два месяца по возвращении сына из пятилетней командировки оставила его одного.
Но одиночество продлилось недолго. Очередную весточку от отца сын получил в конце апреля. Тот умолял помочь ему в одном деле здесь, в Союзе, и затем ждал сына с распростертыми объятиями и миллионами долларов там - в свободном мире, из которого Дорожкину-младшему так не хотелось уезжать.
Так получилось, что интересы отца совпали с интересами руководства его сына - полковника ГРУ.
…Появление Никифорова оторвало его от воспоминаний. Он сильно провел по лицу руками и встряхнулся. Гэбисты тоже навострились и первыми поехали за «Жигулями» профессора. Как и во все предыдущие дни, прямо из института Никифоров направлялся на дачу.
Дорожкин не стал сворачивать в дачный поселок, а проехав с полкилометра, остановился в небольшой сосновой роще и дальше пошел пешком. Роща сменилась непроходимым кустарником и, продравшись сквозь заросли, Алексей наконец выбрался на небольшую поляну, от которой шла проселочная дорога к ближайшей деревне. На поляне стоял салатного цвета «Москвич». Полковник внимательно осмотрел машину и запомнил номер. Раньше ее тут не было, и вряд ли «Москвич», тем более стоящий в двухстах метрах от дачи профессора, принадлежал грибникам.
Став еще более осторожным, Дорожкин нырнул с дороги в осиновую рощицу и вышел с тыльной стороны профессорской дачи. Где-то впереди, а также на чердаках соседских дач засели коллеги из КГБ, но они никогда особо не волновали Дорожкина.
Судя по данным, полученным вчера от группы наружного наблюдения ГРУ, Богомолов активизировал действия. Теперь в любую минуту следовало ждать заключительной фазы операции. В настоящий момент человек Дорожкина наблюдал за Богомоловым и поддерживал радиосвязь со своим боссом. Богомолов пока был дома, но еще вчера он позвонил Никифорову и назначил встречу. Причем весь стиль их беседы говорил об одном - время действий настало. Да и сам профессор вчера явно прощался со своей женой.
Естественно, что КГБ также было известно о телефонном звонке Богомолова и записанном на магнитофон прощании супругов Никифоровых. Ни о каком переводе профессора за Урал руководство института и не помышляло.
Теперь вопрос заключался в том, кто окажется хитрее и проворнее: КГБ, ГРУ или ЦРУ. Или все будут на высоте и сдохнут в одночасье…
Богомолов вышел из электрички и свернул на дорожку, ведущую к дачному поселку. Он не скрывался и не пытался обмануть ребят из группы наблюдения. Он уже знал, что его должны «вести» и лишь ждал, когда же «наружка» засветится.