Каждое утро экзаменационной сессии перед Джули вставал образ матери: нарядная, гордая, та стоит на трибуне в Гринэм-Коммон[23] или на стойке в студенческом баре своего политехникума и говорит о феминизме, образовании и о том, как гордится своей смелой и сильной дочерью, которая однажды при желании сможет покорить весь мир. Джули видела мать и понимала, что должна оправдать ее надежды, но потом вспоминала, что мать ее бросила в самый разгар последнего школьного года; а раз она так поступила, значит, ей наплевать. Может, провал Джули заставит ее вновь побеспокоиться о судьбе дочери… но вообще-то мать значила для Джули меньше, чем единственный друг, который смотрел в окно по ночам и, скорее всего, не смог бы даже проводить ее, если б она и вправду поступила в университет: ей пришлось бы уехать днем, как делают все нормальные люди.
Несколько лет после экзаменов Джули перед сном ходила в воображаемые вечерние классы, и уже во сне получала свои четыре заслуженные «отлично». Тайно, для себя одной, чтобы поступить в университет, когда Люка вылечат. Она воображала, как в один прекрасный день человек в белом фраке подойдет к парадной двери ее дома и потребует сообщить, куда подевалась Джули – самая одаренная школьница на его памяти. В своих фантазиях она рыдала, уткнувшись ему в плечо, и объясняла, что намеренно провалила экзамены, потому что была нужна своему другу, и человек был так шокирован, так поражен, так впечатлен ее признанием, что тут же приглашал ее заняться исследованиями в его университете, который всегда оказывался либо Оксфордом, либо Кембриджем, не меньше. Когда Джули говорила, что из-за Люка все равно не сможет поехать, человек настаивал, чтобы Люк приезжал тоже, – типа, там его обследуют, вылечат и отпустят на все четыре стороны.
Но к Джули приходил лишь почтальон – приносил бесполезные каталоги, которые она получала только потому, что не смогла сказать «нет» женщине, раздававшей рекламные проспекты на Главной улице.
Возможно, хуже всего то, что провал Джули родителей не так уж и шокировал. После экзаменов она рыдала целыми днями, уверенная, что поступила правильно, но в необъяснимой ностальгии по будущему, которого никогда не будет. Она знала: когда придет конверт из школы, жизнь изменится навсегда и все оставят ее в покое. Она же поступила правильно, разве нет?
Слишком поздно. К тому времени, когда стали известны результаты, уверенность застывшей улыбкой пристала к Джули, и та отбросила все сомнения. Она показала конверт отцу, и тот лишь покачал головой и сказал: «В понедельник поедем в город, найдем тебе работу». Мать одарила отца странным взглядом, потом уставилась на Джули, потом на свои руки и наконец пробормотала: «Джули сама найдет работу, правда, доченька?» На чем, собственно, все и закончилось. И Джули была свободна.
Глава 13
Понедельник, утро, кассы в «Крае» снова работают.
В обед во всем торговом городке необычное затишье, и к трем часам, когда заходит Лиэнна, Джули уже извелась от скуки. Идет такой сильный дождь, что Лиэннины волосы – обычно дерзко торчащие во все стороны – свисают вниз печальными сосульками. Джули до смерти хочется курить, но она заканчивает выставлять салаты на стойку, пока Лиэнна болтает про Шантель, которая приезжает завтра.
– …на хрен размыло этими наводнениями, – говорит она.
– Что? – переспрашивает Джули. Она весь день размышляла про Дэвида, его яички и гнездящийся в них рак. Впервые в жизни она думала о болезни, не опасаясь, что может подхватить ее сама. Странное чувство. Дэвид, должно быть, страшно напуган. Это ужасно.
– Пришлось ехать кружным путем и все такое.
– Кому?
– Мебельному фургону, тупица.
Из своего офиса появляется Хизэр.
– Джули?
– Да? – откликается Джули, накладывая приправу из голубого сыра в специальный горшочек.
– Можешь зайти ко мне на минутку?
– А ей не пора на перерыв? – встревает Лиэнна.
– Это и минуты не займет, – говорит Хизэр. – Потом она свободна.
Офис Хизэр – на самом деле вовсе не ее офис. Она делит его с другими начальниками смены и менеджерами «Края». В результате у комнаты совершенно анонимный вид, как у зала ожидания или автобусной остановки. На единственном столе царит полный хаос, повсюду валяется ресторанная униформа – голубые футболки и подтяжки – по большей части еще в пластиковых чехлах. Хизэр, сев за стол, машет Джули рукой – мол, присядь напротив.