Дуб с утра выгнал ребят-соседей из комнаты.
— Завалить меня хотите?!
Предлог — решающая подготовка. Последний рывок на пути к экзамену.
Выждав некоторое время, он вытащил из-под кровати деревянный чемоданчик, на который предусмотрительно наклеил бумажку с изображением черепа со скрещенными костями.
Чемоданчик представлял собой сокровищницу Алладина, где Дуб от любопытных глаз прятал то, чем Костя-мастер мог бы гордиться перед всем студенческим миром, если бы Дуб с самого начала не «засекретил» все работы над своей идеей.
В маленькой подсобной комнате в подвале общежития с доброго согласия комендантши Костя-мастер давно устроил нечто вроде лаборатории-мастерской. Она была опутана, как паутиной, проводами и антеннами, в самых неожиданных местах были установлены списанные кафедрой радиоприборы, вызываемые к жизни талантливой рукой Кости-мастера. Когда радиолампы начинали вспыхивать разноцветным загадочным огнем, несведущему казалось, что он попал в таинственное царство колдуна и алхимика.
А в последние месяцы под бдительным оком Дуба Костя-мастер создал радиопередатчик, работающий на довольно приличном расстоянии и тем самым дававший возможность осуществить давнюю мечту Дуба: передавать шпаргалку правильного ответа по радио, во время экзамена, под самым, как говорится, носом ничего и никогда не соображавших экзаменаторов.
Решающим испытанием хитроумного изобретения был выбран момент курсового экзамена по физике...
Вынув из чемоданчика радиоснаряжение, Дуб торжественно облачился в него. На плече у него, словно ручной попугайчик, повисла маленькая антенна, внешним видом напоминавшая воланчик для игры в бадминтон. На голове он прикрепил миниатюрный наушник. Соединил всю мудрую, придуманную Костей радиоцепь и включил питание.
Дуб услышал Эфир...
В подвальчике Костя-мастер закурил свой неизменный «Беломор» и, путем включения в электрическую цепь, оживил свое детище.
...Шурик примчался в общежитие, последнюю на своем пути поисков цитадель Надежды. Надежды хоть на кого-нибудь, пожелавшего бы спасти его от неминуемого завала.
Общежитие, казалось, жило одним: всеобщей экзаменационной сессией. Закоренелые «госоценщики» — троечники, слонялись по коридорам в поисках, кому бы поплакаться на свою незавидную судьбу, хорошисты с книгами перед глазами загорали на жестяной крыше общежития, умные отличники не успокаивались на собственном благополучии и дотошно, по косточкам разбирали и разбирали все самые сложные экзаменационные билеты. Используя порой вместо доски дверь какой-нибудь жилой комнаты, они чертили на ней свои бессмысленные, на случайный взгляд непосвященного, формулы, перетекающие одна в другую, сливающиеся воедино и приводящие к разным результатам.
Меловая лента цифр и формул текла по двери к полу, превращаясь в какое-то подобие реки, с ее настоящими поворотами, заливами и островками.
Шурик, аккуратно перешагивая через эту реку формул и доказательств, поочередно стучался в разные двери. Где-то хозяев не было, где-то блаженно отдыхали, где-то напряженно готовили шпаргалки.
...Дуб устанавливал контакт с Костей:
— Начнем! Я говорю, начнем!
— Поехали! — протрещало у него в ответ в наушнике. Костя-мастер разложил по всем свободным от приборов местам на столе и табуретах пособия и справочники.
— Билет номер семь!
Дуб произносил все слова четко и артикуляционно безупречно, потому что в техническом решении Кости-мастера были некоторые недоработки, посылавшие в эфир кроме важной информации еще и посторонние треск и шипение, которые ему никак не удавалось из-за нехватки времени ликвидировать.
— Билет номер семь!.. Первый вопрос!
Дуб расхаживал по комнате, чутко прислушиваясь к каждому слову в своем ухе. Его вдруг охватило радостное предвкушение победы над ничего не подразумевающими экзаменаторами. Он уже видел себя в мыслях прошедшим все испытания без сучка и задоринки. В отдельные минуты он представлял себя в роли резидента советской разведки в зарубежье, при исполнении важного правительственного задания.
Конечно же, Дуб был отчасти, как и все студенты, мечтателем. Но и реализма ему хватало, потому что на случай возможного провала у него были продуманы и отработаны все версии оправдания и возможного бегства. Но до провала было еще далеко.
— Принцип работы синхрофазатрона! — вещал в девственно чистый эфир Дуб.
— Костя! Как слышимость? Как слышно? Наверное, Костя-мастер, как всегда, замешкался и не
торопился с ответом.
— Как меня слышишь? Прием!
Дуб легким щелчком переключил свое радиоустройство на прием.
Костя прошипел в эфире:
— Понял-понял, слышу тебя нормально, нормально слышу тебя. Отвечаю на первый вопрос седьмого билета...
Затянувшись папироской, Костя раскрыл громадный фолиант на нужной странице и стал диктовать:
— «В основу работы синхрофазатрона... положен... принцип... ускорения... заряженных... частиц...»
Дуб торжествовал. Система работала! Сделав несколько приседаний и размяв затекшие руки и плечи, Дуб позволил себе прилечь. Информация, передаваемая Костей, обтекала клеточки его головного мозга замысловатым течением, совершала плавный круг, и плыла куда-то дальше.
В эту самую незадачливую минуту в комнату Дуба ворвался, как фурия, Шурик.
— Дуб!
Дуб от неожиданности растерялся:
— А?
Шурик был запрограммирован, как охотничья собака, взявшая след, не замечающая ничего вокруг себя, что выходило бы за рамки погони за ускользающей дичью:
— Конспект есть?
Не сразу, постепенно приходя в себя, Дуб привстал с койки и пошел тараном на незванного гостя:
— Нет у меня никаких конспектов! Конспектов никаких нет! Не мешай!
— А чего ты слушаешь?..
Только сейчас Шурик обратил внимание на странный наряд Дуба.
— Ван Клиберна... Не мешай! Иди!
Дуб неостановимо выталкивал Шурика из комнаты. Неизбежность и безысходность привела Шурика в институтскую библиотеку. Получив необъятных размеров учебник он, прозрев, понял, что ему не осилить этот злосчастный фолиант за несколько часов, и что экзамен ему придется сдавать в другой, неопределенный день.
Шурик, потеряв молодецкую упругость шага, обреченно брел по институтскому скверу.
Там-сям ему встречались читающие нечто студенты. Шурик каждый раз бросал исполненный надежды взгляд в читаемое, и всякий раз это было не то. Грамотный люд читал все подряд, но это было в данную минуту так далеко от спасительной цели Шурика, что он всерьез стал думать о каре небесной за какие-то его, одному Богу известные, грехи.
— Здорово, Шурик!
Столкнувшись с кем-то, Шурик уже машинально спрашивал:
— Здорово! Слушай, а у тебя есть?.. Л... Я у тебя уже спрашивал.
Мир был против Шурика. Читали все, читали повсюду: в парке, у газетного киоска, на трамвайных остановках, казалось, читал весь город! Весь город был обращен в читальный зал какой-то невероятной библиотеки, но злой рок витал только над одним бедным Шуриком — студентом, вовремя не озаботившимся ведением конспекта. Бедный Шурик про себя уже говорил некие клятвенные слова небесным силам. Что теперь уж он все понял и все осознал, что с этой минуты он обязательно и неукоснительно исправится, станет вести собственный, самый достоверный и
подробный, самый лучший на потоке конспект по всем дисциплинам, и в том числе по той, испытаниям в которой он скоро должен быть подвергнут самым жестоким образом... Что уж он-то непременно станет одалживать всех без исключения своим конспектом, что на крайний случай он заведет их два.
Судьба вела Шурика домой, где ему было уготовано корпеть над учебником неопределенное время. На трамвайной остановке его взгляд совершенно нечаянно, скорее по инерции, упал не нечто показавшееся жизненно важным, нужным.
Конспект!
Это был он!
«Лекция первая. Введение в курс...»
* * *
Выйдем из внутреннего мира мыслей исстрадавшегося Шурика и обратим внимание на двух славных девчушек, примечательных хотя бы уж тем, что были они очень симпатичные! Одна повыше, другая пониже, с разным цветом волос, с разными прическами, они — головка к головке — склонились над тетрадью с математическими формулами и замысловатыми для простого читателя описаниями этих самых формул.