Мак-Аскилл был высоким и худым, с коротко стриженными седыми волосами, словно плотно прилегающая к голове тюбетейка. Он носил очки в круглой стальной оправе. Голдманн, напротив, был среднего роста и хорошо сложен. У него были светло-русые волосы и борода, а бледно-голубые глаза на фоне загара казались холодными и настороженными. Он уже нацепил ремень с кобурой и причудливой формы бластером, готовым к тому, чтобы в любую минуту его пустили в ход. Кроме того, что он был инженером, он, очевидно, являлся и вооруженной охраной компании ученых. Не сказав ни слова, Голдманн сдержанно кивнул головой и принялся за завтрак.
Сосредоточив все свое внимание на Мак-Аскилле, Шеврон заговорил:
— Я обязан поблагодарить вас за то, что вы взяли нас с собой. Кроме того, узнав, что вы двигаетесь на север, я был бы рад, если бы вы позволили нам ехать с вами до тех пор, пока мы не сможем раздобыть какое-нибудь транспортное средство.
Голос Мак-Аскилла оказался резким и пронзительным. Выдержав долгую паузу и набрав побольше воздуха, он начал говорить в быстрой и нервной манере, отвлекаясь на множество повторений. Подвижные брови его вращались так, будто существовали сами по себе. Обежав по кругу, они вернулись назад в исходное положение и успокоились.
— Конечно, мистер Шеврон, конечно. Не каждый день такое случается — чтобы мы отняли у пустыни ее жертвы. Не каждый день, поверьте мне. Как случилось, что вы оказались в таком положении? Я имею в виду, как случилось, что вы оказались в таком неприятном положении?
— Отказало оборудование. Мы оставили машину и пошли осматривать руины. И в этот момент налетела песчаная буря. Очевидно, отказало управление, и машина скрылась за горизонтом, оставив нас на мели.
Голдманн, вымазывавший тарелку хлебным мякишем, оставил это занятие и тяжело взглянул на говорящего. Паркер взял еще один кусок колбасы, а Мак-Аскилл проговорил:
— Весьма необычно. Весьма необычно. Вам следовало бы помнить одну арабскую поговорку — полагайся на бога, но не забудь привязать своего верблюда. Но вовсе не потому, что в этой стране найдется немало желающих самим привязать его. Так у вас так и получилось — на Аллаха надейся, но верблюда привязывай.
— Я запомню.
— Я еще не отправлял сообщения о том, что мы подобрали вас. Еще не отправлял. Но мы сделаем это, как только вы пожелаете.
— Нет никакой необходимости. Мы просто путешествовали. Никто не ждет, что мы вернемся в ближайшие несколько дней. По мне, лучше забыть про это и составить новый договор в первом же местечке, где есть бюро найма автомобилей.
— Как вам угодно. Как вам будет угодно, конечно, мистер Шеврон. Мы двинемся дальше, как только ваши товарищи будут в состоянии. А какие руины вы осматривали? Я имею в виду, что это были за руины?
— Не по вашей части. Круги и полукружья из обожженного кирпича. Я бы сказал, что их использовали в качестве ночной стоянки верблюжьи караваны.
Разжигая короткую и толстую трубку, Паркер подтвердил:
— Разрушенный караван-сарай.
Голдманн щелчком смахнул остатки еды в огонь, где они быстро вспыхнули голубым факелом и съежились.
Разговор заглох, и Шеврон встал. Он собирался сказать, что пойдет взглянуть на Закайо, но в этот момент случилась маленькая неприятность: из люка появились Анна Рилей и Лойз, а из-за тупого носа автомобиля — Закайо.
Лойз Тейлор, высокая и худая, с лошадиными зубами и рыжими волосами, стянутыми на затылке в тяжелый узел, уставилась на Шеврона. В ее взгляде можно было прочесть вызов и обвинение. Она даже не ответила на учтивое паркерское «Доброе утро, Лойз».
— Эта девушка была в ужасном состоянии, — медленно проговорила она. — Вся ее спина исполосована фиолетовыми рубцами. Я бы сказала, что ее истязали.
Ее слова по-новому осветили происходящее, и все глаза обратились к новоявленному работорговцу.
Анна Рилей в белых шортах и красной рубашке с надписью «N.R.A.S.» поперек груди попыталась замолвить словечко в пользу Шеврона.
— Все хорошо. Правда. Я хотела лечь и умереть. Он сделал это с самыми лучшими намерениями. Это пустяки. Я прекрасно себя чувствую.
Разволновавшийся Мак-Аскилл поддержал ее:
— Именно так. Именно так. Жестокий для того, чтобы сделать добро. Иногда мы вынуждены прилагать огромное напряжение для своей собственной пользы. Да. Я могу это понять. Ладно, поешьте что-нибудь, и мы тронемся в путь. Как только упакуем вещи, двинемся дальше.