Тот, сдавший должность начштаба Таманской дивизии, прикинул: инспектор двести дней в году в командировках, советник — два года. Но в первом случае — ездить, а во втором — сидеть. После же службы в Таманской, «придворной», дивизии, когда все комиссии и иностранные делегации — к ним, так хотелось спокойствия…
— Давай, соглашайся, — продолжали уговаривать знакомые в кадрах. — В странах, где произошли революции, минимум два года после этого спокойно: пока они там разберутся, кто за кого и кто кому чего должен. Как раз на твой срок. Ну?
Согласился.
Приблизительно так же отобрали и остальных. Переодели во все иноземное — почему-то советник, выезжающий за рубеж, обязан до последней нитки быть одетым в «маде ин не наше», прочли лекцию, и — здравствуй, Восток. Приехали добры молодцы не постигать твои тайны и мудрость твоего народа, а сразу советовать. Ох, сколько копий сломано, сколько возможностей упущено, сколько дров наломано из-за таких кавалерийских атак из года в год!
Ни словом единым не попрекают самих советников: как правило, это были и есть трудяги, прекрасно знающие, как строить стрельбище, как водить в наступление полки и бригады, ремонтировать технику, но совершенно не наученные хотя бы оглядываться, хоть чуть-чуть прогнозировать события с учетом обстановки в мире, находить связь между законами Востока и воинскими уставами. Советник в конечном итоге — это такая же профессия, которой надо учиться, и роль Генштаба здесь, конечно, заключается не в том, чтобы подобрать людей и костюмы для них. Пока не будет серьезной школы с серьезным обучением, у нас не наметится и серьезных успехов в этой области. Личные качества советника — это, конечно, многое, но не все. Далеко не все.
Только все мы умны, конечно, задним числом. Тем более что в Кабуле группу встретили хорошо и уже целых три дня — против одного московского — вновь читали лекции по Афганистану. Если не профессора, то доценты с кандидатами, как минимум, должны были разлететься по всей республике в свои подсоветные части.
— Катичеву повезло, в Герат попал. С его ростом оттуда можно и Кушку увидеть, — пустил кто-то по кругу шутку, и каждый, прощаясь, просил Станислава Яковлевича поклониться родной земле.
Встречал полковника в Герате назначенный туда чуть ранее советником в пехотный полк майор Бесфамильный. С аэродрома провез своего начальника по городу, завел в несколько дуканов. Как ни давили экзотика и обилие товаров в них, но Катичев не позволил себе забыть, кто он и где находится. В одном магазине, почувствовав на себе взгляд, резко обернулся. Старик, сидевший на нарах за швейной машинкой, опустил голову, торопливо принялся прострачивать дубленку.
— В дуканах все есть, — попытался отвлечь полковника от неприятного ощущения Бесфамильный, тоже заметивший взгляд старика дуканщика. — А чего нет, закажи — завтра будет.
— Ладно, поехали в дивизию, — прервал экскурсию Катичев.
Садясь в «уазик», оглянулся из-за плеча на дукан. Вновь показалось, что из темной глубины магазинчика за ним следят глаза старика. Чтобы проверить себя, посмотрел на майора. Тот беззаботно грыз галеты, и Станислав Яковлевич немного успокоился: излишняя подозрительность тоже ни к чему.
— Где Кушка-то, в какой стороне? — вспомнил наказы сотоварищей.
— Строго на север, — выставил Бесфамильный ладонь прямо перед собой.
Нет, не видать было Катичеву родной земли даже с его ростом. Как, впрочем, не увидел он и местного врача, наблюдавшего за машиной из соседнего дукана.
Глава 6
Пощечины зарабатывают или нетерпеливые, или слишком наглые.
Старший лейтенант Борис Ледогоров заполучил ее ни за первое, ни, тем более, за второе. А значит, совершенно несправедливо и незаслуженно.
Желторотик, как он окрестил Желтикову Лену, сопровождавшую их по лесу, неожиданно полезла в полуразрушенную землянку, и он хотел удержать ее, схватить за руку. Но девушка в этот миг подняла ее, и пальцы Бориса вцепились в обтянутое спортивным костюмом бедро пионервожатой. И прежде чем он успел извиниться, что-то сказать и объяснить, хо-о-ороший шлепок по щеке сбил фуражку, заставил его от неожиданности отпрянуть. Нога подвернулась, и, чтобы не упасть, он отпрыгнул еще дальше от девушки.
— Достаточно? — спросила она.
Злясь на несправедливость, нелепый прыжок, а главное, ехидство в голосе, старший лейтенант, отвернувшись, посмотрел на поднимавшего его фуражку курсанта и отчеканил:
— Отвечаешь за то, чтобы ни к одному блиндажу, ни к одной траншее или воронке посторонние не приближались и близко.
— Есть, — неуверенно отозвался курсант, так и не понявший, что же произошло между командиром и пионервожатой.
Зато до той дошло:
— Это я здесь посторонняя? Я? Да я, можно сказать, родилась в этом лесу. Я исходила его вдоль и поперек, я обезвредила столько мин, сколько вы и в глаза, наверное, не видели. Я эти блиндажи и землянки…
Она вознамерилась вновь спуститься в сумрачный развал, но старший лейтенант на этот раз ухватил именно за руку и буквально вышвырнул Желторотика на поляну.
— Когда будете одна, лезьте хоть… головой в прорубь, — лучшее, что нашел посоветовать Борис.
— Спасибо, — поклонилась Лена.
— Пожалуйста, — сделал то же Борис.
— На здоровьице, — не сдавался Желторотик.
Борису пожелать больше было нечего, и он, махнув рукой, начал осматривать место, куда они вышли.
За землянкой, сцепившись сучьями, стояли два могучих дуба — с ободранной корой на стволах, засечками, зарубками, какими-то пометками белой краской. Вообще-то давно замечено, что самые могучие деревья всегда растут около лесных дорог и тропинок. Или, наоборот, это люди прокладывают свои тропы рядом с лесными великанами, надеясь на них как на защиту и ориентиры?
Белыми пятнами звездочек-цветков обозначались земляничные места. На тонких ножках, но высоко и гордо поднимались над травой фиолетовые колокольчики. Ну и совсем по джентельменски лес выпустил на середину поляны несколько березок в молоденьком, еще не опаленном солнцем, не побитом дождями светло-зеленом инее листвы.
Ледогоров прошел к ним, опустил на землю миноискатель, раскатал зажатую в ремни плащ-накидку. Курсант, так и не поняв, насколько серьезно ему отдан приказ следить за девушкой, тоже снял с плеч вещмешок, но от землянки не отходил.
— Перекур, — ни к кому конкретно не обращаясь, сказал Борис и прилег на плащ-накидку. Некоторое время смотрел на небо, окаймленное верхушками деревьев, потом прикрыл глаза.
Как не вовремя случилась эта командировка! Вот-вот должен был решаться вопрос, кого назначить ротным, а его, одного из кандидатов, — с глаз долой. Видите ли, срочно потребовался опытный сапер, об этом просят областной Совет, обком партии, военкомат, совет ветеранов войны и труда. Кого они там еще приклеили? А, милиция, исторический музей и прокуратура. А в итоге — один Желторотик. Шустрые ребята оказались.
— Вы там посмотрите сами, что к чему, — особо, правда, не настаивал на работе и командир полка. Но, глянув на сидевшего в кабинете майора-военкома, поправился: — Сплошные минные поля не трогать, а единичные объекты — на ваше усмотрение. Михаил Андреевич, — обратился он к майору, — даем вам самого лучшего сапера в полку.
— Спасибо. Вот это по-ракетному.
— По-десантному, — поправил комполка. — И сделаем так. Он проведет разведку местности, определит объем работ, доложит нам, и в зависимости от этого уже будем ориентироваться — сколько и на какое время посылать к вам саперов. Ну а вы тем временем добивайте штаб округа и штаб ВДВ.
— Это я беру на себя. Спасибо, спасибо вам.
Единственное, что успел выпросить еще Ледогоров, — это взять с собой одного из курсантов, приехавших в роту на стажировку. И вещи поможет потаскать, и практику получит, и просто вдвоем веселее, чем одному.