Я непонимающе уставился на своего собеседника — шутит? Но тот смотрит на меня с совершенно серьезным выражением лица и без тени иронии во взгляде.
— Простите, но, насколько мне известно, принятие законов — это основная обязанность Думы.
— Павел Николаевич, вы меня не совсем правильно поняли. Я не спрашивал вас, кто у нас принимает законы, — прослушайте потом этот момент на диктофоне повнимательнее[46]. Я спрашиваю: кто пишет законы? Только не говорите мне, ради бога, о рабочих группах, депутатских инициативах и тому подобное, — а то вы меня снова разочаруете.
— Я, извините, при этом не присутствую, — деликатно уклоняюсь я от ответа. Мне не хочется влезать в болтовню об олигархах, финансово-промышленных группах, лобби и тому подобное — тошнит от политиканства.
— А при этом присутствовать невозможно!
Нашу беседу прерывает зуммер селектора.
— Да?.. — нажимает кнопку Мещеряков.
— Георгий Алексеевич, все сделано, — раздается в динамике голос секретарши.
— Спасибо! — Мой собеседник отключает селектор и возвращается к прерванному разговору. — Так вот, повторяю, присутствовать при этом невозможно. Сказать: «Я присутствовал при написании закона» — это все равно что сказать: «Я присутствовал при беременности». Этот процесс размыт во времени и в пространстве, и понятие «присутствовать» в данном контексте лишено какого бы то ни было физического смысла. Присутствовать вы можете лишь на финальной стадии — когда депутатики тужатся на голосовании, — а, вернее говоря, изображая голосование — за или против его принятия. При родах, так сказать.
— В таком случае уместнее было бы говорить о выкидыше, — усмехаюсь я. — И вы, однако, не очень-то почтительно отзываетесь о слугах народа.
— А почему я должен говорить о слугах с почтением? — пожимает Мещеряков плечами. — Слуги должны знать свое место! А к народу депутатики имеют такое же отношение, как… блохи к собаке.
Тут уже я совершенно искренне расхохотался. Ненавижу политиков, и это сравнение показалось мне удачным. Мой собеседник тактично улыбнулся и продолжил:
— Это действительно так! И, чем зачуханнее собака, тем скорее и в большем количестве блохи на ней заводятся. Чем она терпеливее, тем больше они ее кусают. И, наконец, чем собака ленивее, тем вольготнее блохи чувствуют себя в ее шерсти.
— Но эти блохи-депутатики могут ведь нужный вам закон провалить, а ненужный — принять…
— Что?!!! — возмутился Георгий Алексеевич — мой полувопрос-полуутверждение показался ему кощунством. — Да кто же им позволит?! Я, собственно, и пытаюсь объяснить вам, что депутатики к появлению того или иного закона имеют весьма опосредованное отношение. Примерно такое же, какое плотник, вешающий на стену картину Рембрандта, имеет к созданию самого полотна. Законы делают совсем другие люди — более подготовленные к такого рода деятельности и более заинтересованные в конечном результате. А для создания видимости законотворчества в глазах мировой и российской общественности думским чудикам позволяется поиграть в политику. Они вещают с трибуны, ведут фракционную борьбу, проводят съезды партий, митинги, выступают с депутатскими инициативами и тому подобное. Как говорится, чем бы дитя ни тешилось… Все ж не хлеб сеять и не бетон месить.
Скажу даже больше: как юрист, вы не можете не видеть, что Дума плодит массу законов, которые фактически ничего не определяют, поскольку либо посвящены несущественным проблемам, либо если и затрагивают важные вопросы, то носят откровенно декларативный характер, ибо не подкреплены материально или физически возможностью контроля за их выполнением, а то и самого выполнения. Эти законы мертвы от рождения. Они — пустышки, никак не влияющие на реальную жизнь и ситуацию в стране, а главное — на наши планы. Вот их-то депутатики принимают сами, в полном соответствии с обывательским представлением о законотворчестве.
— Например?
— Ну, например, тот же закон о материальном обеспечении депутатов Государственной Думы. Уверяю вас, что ни для обывателя, а тем более, для нас, ни один из его пунктов не имел никакого значения. Какие бы, к примеру, они себе оклады с учетом различных надбавок ни назначили, какие бы баснословные с обывательской точки зрения льготы ни положили — бюджет Думы все же не резиновый. А мы в нужный момент все равно сможем предложить в десять раз больше! — улыбнулся Георгий Алексеевич и тут же моментально посерьезнел. — Когда же речь идет о важных законах, то они, как я уже сказал, пишутся совсем другими людьми, и их Дума принимает беспрекословно.